Радослав усмехнулся, дёрнув уголками губ, и вновь его лицо приобрело серьезное, даже жесткое выражение. Он в упор смотрел на Никиту и с каждой секундой его взгляд становился все тяжелее, пока не приобрел однозначно угрожающее выражение. А Никита стоял все так же прямо и только по подрагивающим от напряжения мышцам на его спине я понимала насколько ему тяжело.
Делая шаг вперёд, я ни о чем не думала. Я просто знала, что должна поддержать Никиту. Как друга, как парня, как близкого человека. Я уверяла себя, что сделала бы тоже самое для Катьки, для мамы и для любого другого родственника.
Я без страха приблизилась к Никите, двигаясь медленно, чтобы не помешать их непонятному для меня поединку взглядов. Подошла, вдохнула знакомый запах горячего тела и прижалась грудью к обнаженной спине, до каменного состояния сведенной судорогой напряжения.
Никита коротко выдохнул, накрыл обжигающей ладонью мои пальцы, скользнувшие ему на талию, и, хоть это и казалось невозможным, ещё выше вскинул голову и, я готова была поклясться! — торжествующе улыбнулся.
— Кхм… Силен… - вот хоть опять бери да клянись, — в голосе Радослава я слышала растерянность и … гордость что-ли? — Здравствуй, сын!
Вроде здоровался уже. Так, стоп! Сын? Он назвал Никиту сыном? А с другой стороны, кто он ему еще, сын конечно. Просто как-то непривычно.
Я выглянула из-за плеча Никиты. Радослав сдержанно улыбался, — все ещё пытался "держать лицо", но лучики мимических морщин возле глаз и подрагивающие уголки губ выдавали его состояние. Если бы Никита не продолжал стоять замороженной статуей, его отец бы точно сграбастал в объятия и закружил по поляне, как детсадовца.
Радослав все же не удержался — сократил и без того мизерное расстояние между собой и нами, приветственно хлопнул Никиту по плечу и, не дожидаясь ответной протянутой руки, сам вложил свою ладонь в Никитину и пожал.
Никита ответил заторможенным взглядом, кивнул Радославу, что должно было обозначать приветствие, развернулся, взял меня за руку и буквально потащил в сторону дома, по пути подняв брошенный телефон и отопнув с тропинки то, что осталось от одежды.
— Настя, я тебя умоляю, закройся в доме и ни шагу из него! — Голос Никиты дрожал, а сам он выглядел так, словно вот-вот сорвётся. — Ты меня поняла?
— Никит, что..
— Ты поняла?! — Никита повысил голос и до меня дошло — он не шутит и не собирается тратить время на уговоры.
— Да поняла я! Все, заперлась! — я вырвала руку из медвежьей хватки неуравновешенного парня, захлопнула перед его носом дверь и щелкнула задвижкой.
— Не обижайся, Насть. Я не могу сейчас обеспечить твою безопасность. Отвлекаюсь… Посиди в доме.
Дверь приглушала и так тихий голос, и от скрытой в хриплом баритоне тоски у меня заныло сердце. Бедный Никита! Сколько испытаний выпало на него одного. И, если от меня требуется такая малость — пересидеть какое-то время в доме, лишь бы ему стало легче, то я с радостью. И с тревогой за него.
— Никит, ты не волнуйся, ладно? Я никуда не выйду. Ни шагу за порог, честное слово. — Последнюю фразу я шептала удаляющейся от дома спине.
Никита шел к ближнему ряду деревьев, где его ждал новоявленный отец. Двух других волков поблизости я не наблюдала и задавалась вопросом — куда они делись? Проводили Радослава к сыну и ушли? Или спрятались где-то, сидят в засаде?
Глупость какая! Зачем им засада, все же прошло мирно. Или я что-то упустила? Никита вел себя странно, сильно нервничал и переживал за мою безопасность. Что это могло значить? Да все, что угодно, от банальной ревности, до нервного перенапряжения после встречи с отцом.
Я так и металась по нашему небольшому, — всего-то в две комнаты плюс санузел, — домику, накручивая себя и пытаясь домыслить ответы на бесчисленные вопросы, пока, пару часов спустя, не услышала стук в дверь.
— Наконец-то, — мой облегченный выдох вполне могли уловить и в соседнем городе, и я, устав вариться в собственных эмоциях, расплакалась на груди у Никиты.