— Я постоянно думаю о прошедшей ночи. Это как-то странно.

— Было бы странно, если бы ты не думала об этом, — Никита погладил меня по плечу и вернул руку на место, кажется, ещё теснее прижав к себе. — Я вот тоже ни о чем другом думать не могу. Сам не верю своему счастью.

Насчёт счастья я бы поспорила и не стала бы первый секс так превозносить, если только… Стоп. У меня-то он был первым, а у Никиты? От неожиданной мысли о его возможных похождениях мне стало неприятно и эмпат за моей спиной, конечно, сразу отреагировал.

— Насть? О чем ты думаешь?

О чем, о чем… О бабах твоих.

— Настя, ты можешь обсуждать со мной все, что угодно. Как в прежние времена, помнишь?

На ладно, сам напросился.

— Никит, а у тебя уже был секс раньше?

Молчание за спиной затянулось и я, хоть и не претендовала на звание телепата, все поняла без слов.

— Значит — был. — И без того паршивое настроение испортилось окончательно, я решительно сбросила с себя загребущие лапищи и отползла на другой край кровати.

Никита смотрел покаянно и молчал, но что мне эти оленьи глаза, когда все, что он старательно лил мне в уши последние две недели оказалось враньём?

— Как же так, Никит? Ты же говорил, что любил меня лет с пятнадцати, правильно? И как в твоей голове совместились любовь и измена? Нормально тебе было? Или ты скажешь, что представлял меня на месте той девушки или девушек?

— Настя, — отмер Никита и в его голосе и, тем более, во взгляде плескались океаны отчаяния. — Это вообще не важно, поверь мне… Я их даже не помню!

— Это у тебя оправдание такое? Ещё скажи — в презервативе не считается! — От злости я готова была стукнуть бабника чем-нибудь по пустому чайнику, который у него был вместо головы, но под руками оказалась только подушка и я справедливо рассудила, что особого вреда она ему не принесет.

— Настя, послушай, — Никита вздумал схватить меня за руки и, тем самым, выпросил-таки оплеуху перьевым предметом. — Раньше я и подумать не мог, что мы когда-нибудь будем вместе. Я мечтал о тебе, безумно хотел и надо было что-то делать с этим. Но, прошу, верь мне — это все в прошлом и больше никогда не повторится.

Я, прищурившись, разглядывала Никиту и удивлялась буре чувств внутри себя. Это так странно… Ну не могу же я его ревновать, правда? Я просто обижена. И ещё немного брезгую. Бррр, ужас какой! Он и с ними делал все те вещи, что со мной? Целовал их, ласкал, шептал успокаивающие слова, трогал "там". Фуу..

Чем больше я смотрела на Никиту, тем яснее понимала — не очень-то он и расстроен моим выпадом. Даже, наоборот, доволен.

— Ты решил подработать новогодней гирляндой? Чего светишься так? — моей подозрительности сейчас позавидовала бы баба Шура, наша районная знаменитость. А знаменита она была своей вялотекущей манией преследования и теорией всеобщего заговора против нее. Любой взгляд, жест, смех на противоположной стороне улицы она интерпретировала, как направленный на нее. И сейчас я, кажется, начала понимать старушку.

— Мне очень приятна твоя ревность, — теперь Никита не скрывал широкой улыбки, ну а я — возмущения.

— Что? Я ревную? Да было бы кого и к кому! Мне просто противно! Сам представь — тебе бы понравилось дотрагиваться до меня после какого-то мужика?