— Спасибо, — опять поблагодарил Никита, его ресницы задрожали, а с губ сорвался лёгкий выдох, пролетевший по комнате стоном.

— Что такое? Тебе больно? — Заволновалась я. — Никит? Может, за врачом сбегать?

— Не надо никуда бегать… Просто будь рядом… Расскажи ещё что-нибудь..

Никита говорил медленно, мучительно растягивая слова и делая между ними большие паузы. Его голос дрожал и топил меня в жалости к этому большому, но такому беззащитному мужчине, и я решила выполнить его просьбу. Хочет рассказ? Да пожалуйста!

— Я знаешь, что часто вспоминаю? Как мы за хомяками ездили на рынок. Вернее, поехали в зоомагазин, но сели не на тот автобус и он привёз нас в Жилгородок. А мы в том районе никогда и не бывали, и не представляли где там что. Пришлось приставать к прохожим и требовать ответить, где тут у них можно купить хомяков. Катюха хотела непременно рыжего, а я мечтала о черном.

— А я никакого не хотел, — прошелестел Никита, — но мне достались оба.

— Точно, — тихо засмеялась я, вспоминая, как мы с Катькой явились домой с хомяками в стеклянных литровых банках, выслушали от мам все, что они думали о нас и отправились дружно реветь на Никитиных плечах. — Ты тогда упросил свою маму взять себе обоих хомяков, чтобы мы с Катей могли к вам приходить и играть с ними. Теть Люба даже клетку какую-то нашла. И все было отлично, пока парочка сирийцев не начала каждый месяц рожать по десятку хомячат.

— Да нет, все было более-менее до момента побега целого выводка, — хмыкнул Никита, попытался повернуться на бок и заскрипел зубами от боли, а я, повинуясь порыву, прикоснулась к его предплечью и успокаивающе погладила.

— Не напрягайся, отдыхай. Я все помню. И про хомяков, и про испорченную ими картошку, и про то, как ругалась теть Люба.

Никита несколько минут не мог восстановить дыхание и по его лицу я видела — ему очень больно. Но он молчал и терпел, весь покрываясь холодным потом, и я тоже молчала — ждала и молилась, чтобы боль прошла и ему стало легче.

— Твоя рука.. — Никита заговорил и я внутренне расслабилась. Раз он может разговаривать, значит все не так уж плохо, верно?

— Рука… - повторил он слабым голосом и я придвинулась ближе, чтобы лучше его слышать.

— Что рука, Никит?

— Мне легче, когда ты дотрагиваешься до меня.

Он еле закончил фразу и замолчал, заставляя меня теряться в догадках — заснул ли, потерял сознание или просто обессилел, и я, ни капли не сомневаясь, придвинулась вплотную и обняла пылающее внутренним огнем тело.