Николсон встал, взял шапку. Людмила Исааковна не двинулась.
– Что от нас останется? Воспоминания. Так пока есть время, начните их создавать. Другие, хорошие воспоминания о себе.
Николсон замер, отвернувшись, в дверях, уже взявшись за ручку, сглотнул.
– Ладно, пойду я.
– А как вы узнали, что я здесь?
– Бывших фсбшников не бывает. Матрас-то торчит из-за пальмы, в туалете шампунь с мочалкой под раковиной, и эти штуки, как их…
– Бигуди.
– Точно, бигуди. Дурак бы догадался. А ваша эта Елена, видать, и знать не знает. Дальше носа не замечают, психологи.
Николсон ушёл. Она осталась. И смех, и грех.
Лена вернулась домой, она вдруг подумала, что Дима не спросил о графике посещений, о состоянии здоровья, наверное, просто шок.
Лена вернулась к собственной личной жизни. Памятуя о разговоре с дочкой, позвонила Мичурину. Он так и назывался в телефоне – МИЧУРИН. И аватарка – в маске медицинской, в смешной бандане. Сорок пять лет мужику.
Долгие гудки, наконец трубку взяли, и Лена решительно начала, чтоб не сбиться с настроя:
– Мичурин, я хотела попросить у тебя прощения…
– Михаил Владимирович спит после смены, девушка, – ответил женский голос.
– Простите, а вы? – запнулась Лена.
– А я медсестра Аня, я охраняю его сон.
Девушка засмеялась собственной шутке и дала отбой. В телефоне Мичурина Лена была ЛЕНА. А как ещё? Мичурин не проснулся, перевернулся на другой бок – новая чика в его постели была Аня с работы. Влюблённая, самоуверенная, наивная дурочка.
Вика дурочкой не была. Утром Диму разбудил запах свежесваренного кофе.
– Кофе в постель! – присела она на край кровати, в наброшенной на голое тело его рубашке. Диме никто не приносил кофе в постель. Он привстал в подушках и огляделся. Ему нужно было время, чтобы освоиться в своей новой квартире, новом качестве хозяина жизни. Вика была не прочь утренних ласк, но без алкоголя Дима не мог.
Не секс сближает партнеров, а такие моменты неловкости, Вика знала это, проявила деликатность.