– Ключи от его квартиры у вас? – уточнил Мичурин.
– У меня! – ответила Людмила Исаковна.
Глаз горел, любовь придала ей храбрости и наглости, которой так не хватало интеллигентке до мозга костей.
– Забыли ключики-то.
Как же они хохотали потом все вместе, вспоминая лица, сначала сиделки, а потом сына с невесткой, когда им под нос сунули свидетельство о законном браке.
– Вы все ещё пожалеете! Старая мошенница! Хочешь завладеть моей квартирой? – орал сын.
Мичурин вышел, чтобы спустить козла с лестницы. Но Людмила Исааковна поберегла руки хирурга.
– Я хочу завладеть сердцем вашего отца, – изысканно отбрила Людмила Исааковна.
И захлопнула дверь.
Это была самая блестящая операция доктора Мичурина. Определенно, Лена выбрала того парня.
И на работе ждала наконец долгожданная весть. Спустя две недели Серёжу вызвали наконец к начальству. Конец неопределённости.
Дима умел держать паузу. Но Серёга вошёл без страха. Тревога ушла. Он знал, сейчас Ушаков будет наезжать на него за жалобу, давить, грозить увольнением, он к этому готов. Он ответит, что уволится прямо сегодня. И вряд ли при таком раскладе начальство станет требовать двухнедельную отработку. А завтра Сергей выйдет на новую работу и забудет всё это, как страшный сон. Елену Андреевну не забудет, а всех остальных – к чертям, жалкие подхалимы. Только он один осмелился пожаловаться. Он, в каком-то смысле, герой.
– Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич, – сказал он, глядя в глаза Диме.
– Проходи, Серёга, садись.
– Я постою.
Дерзок.
– Серёга, брось. Про жалобу знаю. Напрасно ты, наверх сразу слать. Пришёл бы, по-человечески бы решили. Я так напуган.
На лице Димы не было ни тени испуга. Он издевался. Но тут же сменил тон. Протянул руку.
– Я погорячился, поступил не по закону. Свои права надо отстаивать. Ты молодец! Годовую премию тебе восстановят. И ещё раз прошу меня извинить, был не прав.
Бесхитростный Серёга не был Савельевым, не умел нюхать воздух. А в воздухе просто воняло подлостью.