— И что ты менять собрался? У нас ничего нет.

Менять действительно было нечего. Пришлось тупо развести небольшой костерок и разогрев тушняк, уплетать его ложками прямо из банки, заодно макая туда хлеб. Очень, даже неплохо получилось. Растопленный жир, конечно, вкусно. Но изжога гарантирована.

Запили все горячим чаем с печеньем.

— Вот теперь можно и отдохнуть, — пробормотал Гена, затем пожаловался. — А то, что-то мерзну я. Еще вчера днем горло болело. Ночью ни хрена не спали…

— Чего в лазарет не пошел?

— Да что мне теперь, каждый раз туда бегать? — отмахнулся Иванец. — То за слабительным, то за лейкопластырями. Александра Сергеевна на меня уже косо смотрит.

— А зачем тебе пурген?

— Отстань.

Отдохнуть у него не получилось. Совсем рядом у танкистов на полигоне проходили какие-то учения и мимо нас, лязгая гусеницами и ревя дизельными движками, прокатилась пара заляпанных грязью «Т-72». Когда они возвращались обратно, удалось немного поболтать с ними и выпросить у командира головной машины сухой паек — душевные ребята оказались.

Сами стрельбы начались в одиннадцать дня и должны были продолжаться до пяти вечера, пока не стемнеет. На все выделили два дня. Стреляющих было аж три батальона по четыреста человек. До конца дня мы осуществили еще два сеанса связи.

Горячее питание привезти не вышло — сломалась машина. Поэтому пришлось нам снова есть подогретую тушенку, да разделить сухпай. Я, конечно, молчал — был хорошо знаком с армейской халатностью. А вот Генка был мрачнее тучи и постоянно жаловался, что у него желудок к позвоночнику прилип.

Наступила ночь. Следующий сеанс связи должен был быть утром.

В общем-то, все прошло без проблем. Разделили дежурство по четыре часа, так ночь и пролетела. Связались, сделали Васильеву утренний доклад. Ближе к десяти, стрельбы снова возобновились.

Ближе к четырем вечера, мой напарник неожиданно начал кашлять. Пожаловался на то, что у него еще и голова разболелась.

Я присмотрелся и заметил, что у парня лицо покраснело, на лбу выступили капельки пота. Попробовал его лоб, оказалось у того температура, причем высокая. Нащупал его пульс и определил, что дело плохо.

— Ну и что там? — скривился тот.

— Ничего хорошего. Ну как так-то, Ген? — хмуро произнес я. — Как ты умудрился пневмонию подхватить?

— Ох, блин… А почем я знаю? — озабоченно проворчал тот. — Холодно же и сыро, считай, на земле спал. Мы тут уже больше суток торчим. Да еще и есть хочется.

— Черт… Нужно докладывать Васильеву. Пусть меняют нас.

— Да не надо никуда докладывать. Потерплю я. Мы и так в драке уже отличились, еще раз влетим. Сержант нас уже на дух не переносит. Думаешь, чего нас на самую дальнюю точку засунули?