Квартироваться остались у Василенко. Хозяева наотрез отказались брать плату за постой, поэтому друзья еще раз смотались в райцентр, где капитально затарились всем необходимым, в первую очередь — продуктами.

— Эх, лепота!!! — Алексей развалился в молодой траве на берегу затона, куда они пришли порыбачить по рекомендации участкового.

— Сейчас карасик, как раз, берет хорошо, — говорил он, — оголодал после зимы то. Вот скоро на нерест пойдет — перестанет, одни ратаны дурные клевать будут да пескари. Ну — плотвичка, нет-нет — да попадется. У Зинки в магазине кукурузы возьмите, только обязательно… как его… «бондюель», мать его! Другую чего-то не шибко любят! Плотва еще на мякиш хорошо идет.

Вооружившись привезенными с собой удочками и насоветованной Петровичем приманкой, прихватив по несколько банок пива и всего необходимого к нему, друзья расположились на пологом берегу, поросшем, в основном, молодым пыреем, по которому желтыми звездочками были рассыпаны цветки одуванчиков.

Погода разгулялась совсем по-летнему — температура стабильно держалась на уровне двадцати с лишним градусов. Доставала только мошкара, летавшая вокруг целыми роями, но дым из костерка и аэрозоль из баллончика свели к минимуму и эту проблему.

Клевало тоже неплохо — Матвей, как человек, более сведущий в рыбалке, благодаря своему отцу — фанату этого дела, за три часа успел вытащить с десяток плотвичек, и даже нескольких карасей с ладошку. Алексей же, больше глядящий в голубое небо, чем на поплавки, поймал только три рыбинки.

— Мот, а, Мот! — обратился Леха к другу, увлеченно насаживавшему на крючок наживку.

— Чего тебе? — Матвей взмахнул телескопическим удилищем, подождал, пока поплавок примет вертикальное положение, и аккуратно опустил удочку на траву.

— Слушай, а давай сегодня заночуем на природе. Давно мечтал об этом!

— А не задубеем? Ночи-то еще холодные!

— Да ладно! У нас же палатка! И спальники такие, что зимой на снегу спать можно! Старик, я отличное местечко заприметил — недалеко от вашего наследства. Там холмик, на нем несколько тополей-красавцев. Вид с этого холма должен быть — закачаешься! Представь: сидим мы у костра, над которым, в котелке, варится уха из пойманной нами рыбы, и любуемся на закат! Солнце садится, небо все чернее и чернее, звезд на нем все больше и больше, а у самого горизонта — поясок розовый, постепенно растворяющийся в темноте. Красота! Звуков вокруг все меньше и меньше, только писк комаров, дружный хор лягушек в болотах, скрип цикад да треск дров в костре.

— И никакого тебе шума от снующих, даже ночью, машин, от загулявших компаний, даже от еле урчащего холодильника на кухне. — Поддержал лирико-романтическое настроение друга Матвей. — Нет искусственного света от уличных фонарей и неоновых реклам! Только блеск звезд и свет молодой луны. А еще теплые огоньки далеких окон сельских домов, как символ тепла и уюта.

Друзья, на какое-то время, с недоумением уставились друг на друга.

— Во поперло! Раньше за нами таких литературно-лирических талантов я не замечал! — Заметил Матвей.

— Ага. — Согласился Леха. — Как будто нас Тургенев с Фетом покусали. Ну что — вольемся в только что нарисованную романтическую картину?!

— Ладно, вольемся. — Согласился Матвей. — Только палатку ставишь ты!

— А костер и уха за тобой!

— Заметано!

Как и решили, к девяти вечера под тополями стояла палатка, весело потрескивал костерок, закипала в котелке, подвешенном над огнем, вода. В ручье, что пробегал под холмом, Матвей чистил и промывал пойманную рыбу. Алексей готовил к вечерней съемке свои фирменные фотопринадлежности, которым мог позавидовать даже фотограф-профессионал.

Панорама с холма открывалась действительно великолепная, как говорится — достойная пера поэта и кисти художника. Справа, утопая в садах, раскинулось Дубравино, слева — метрах в ста от маленького лагеря, темно-серым пятном на зеленом фоне, располагался дом Макаровых вместе с хозяйственными постройками. А перед самой возвышенностью, от неширокого и юркого ручья, начиналось поле, уходящее, почти, под самый горизонт, где сменялось редколесьем и болотом.