— Да, Макарову.

— А что могу рассказать… то, что и все в селе знают. Приехали они к нам из областного центра. Ее мужа, Илью Дементьевича, насколько я помню, прислали на должность директора нашего леспромхоза — предыдущего за что-то сняли, а потом и вообще посадили. Они — Макаровы, примерно, одного возраста с моими родителями были. Сын у них был — Антон, его в деревне, чаще, Тохой называли. Он на два года старше меня был. Когда они приехали в Дубравино, я во второй класс, как раз, пошла, а он — в четвертый. Заселились они сразу в тот дом — на хуторе. Он до этого пустовал…. Давно пустовал.

В общем-то, хорошие люди были. Илья Дементьевич быстро вывел леспромхоз в одно из самых передовых хозяйств области. О селе нашем он сильно заботился: школу новую построил, клуб шикарный, магазин, газ подвел. А скольким людям работу дал, и не только из нашего села! Мария Селантьевна с самого приезда в школе нашей учительствовала, историю и обществоведение преподавала. Уважали ее ученики, в меру строгая она была, но справедливая. Редко когда родителей чьих ни будь за проступок какой вызывала — все сама беседовала, воспитывала. Ей самых отчаянных сорвиголов удавалось утихомирить и за ум взяться убедить! А которые постарше ребята были — девяти, десятиклассники, вообще влюблялись в нее. Красивая была женщина! Мы — девчонки, все пример с нее брать старались! — Галина Николаевна смущенно засмеялась, прикрыв лицо руками. Потом на какое-то время замолчала, как будто вспоминала что-то.

— Тоху тоже любили в селе. — Продолжила хозяйка. — Весь в мать — красавец, высокого роста! Да и умница был, первый отличник в школе. А на гитаре как играл! Все пацаны стремились к нему в друзья. А он и не отказывал в дружбе никому, к любому мальчишке умел подход найти. Ой, помню, в клубе танцы закончатся, а летом-то домой идти еще не хотелось, так собирались мы целой компанией у церковных развалин, костер палили, картошку пекли. Но больше всего любили, когда Тоха какую ни будь книгу рассказывал — детектив, там, или фантастику. Он очень много читал! Сидим, бывало, друг к дружке жмемся, рты пораскрываем, а он все рассказывает, да так интересно! Прямо моноспектакль какой-то!

После очередной паузы, Галина Николаевна, тяжело вздохнув, заговорила вновь.

— Потом мы с Гришкой поженились, когда он свое училище в Ленинграде окончил, и уехали на Север. Через два года мужу дали отпуск. У нас тогда Колька родился, нужно же было деду с бабой показать. Мы сперва в Крым съездили, а затем к моим родителям. Вот тут-то и ошеломили они нас новостями. Оказывается, что отец и сын Макаровы пошли на охоту, в сторону Навь Острова, и не вернулись. Больше недели их искали — милиция, военные, да мужики из нашего Дубравино и других окрестных сел и деревень. Но все безрезультатно. Да и не мудрено — болота кругом, топи.

Хозяйка опять тяжело вздохнула.

— Мария Селантьевна тогда здорово сдала. Постарела, сгорбилась вся. Ей было-то лет пятьдесят на то время, а стала выглядеть — на все восемьдесят. Работу в школе, правда, не оставила, может потому и прожила еще столько. Частенько выходила на дорогу, которая от села, мимо их дома, тянется куда-то в болота, и стояла подолгу, глядя в ту сторону. Понятное дело — своих мужичков выглядывала, все надеялась, что вернутся. А, как-то раз, кто-то из охотников, и ночью ее там видел. Дождь льет, говорил, гроза сумасшедшая, темень — а она стоит, расставив руки в стороны, и что-то говорит, как будто заклинания какие, или молитвы! Длинные седые волосы ветер треплет, глаза безумные, навыкате…! Жуть! С тех пор и стали поговаривать, что ведьма она, с нечистыми силами знается. Ну, темного народу хватает и сейчас… Умом она просто тронулась — горе то какое!

После рассказа Галины Сергеевны никакие другие разговоры как-то не задавались. Долго молчали, каждый думая о своем. Потом Григорий Семенович разлил по рюмкам коньяк.

— Давайте помянем Макаровых. Хоть я эту семью, практически, и не знал, но, судя по всему — люди хорошие, настоящие… Царство небесное.

— Василенки! — Донеслось из-за калитки. — Можно к вам?!

В проеме появился худощавый мужичек в широкополой шляпе, светлой рубашке и широких черных брюках.

— О, Паша! — Радостно воскликнул Григорий Семенович. — Заходи, заходи, дорогой!

Мужичок во двор вошел, но продолжал смущенно топтаться у самой калитки, пряча что-то за спиной.

— Здравствуй, Павел Кондратьевич, — поздоровалась с визитером хозяйка, — заходи, присаживайся! Чего ты там застрял?

— Так я это… — гость заговорчески стрельнул глазами в сторону Семеныча, — не с пустыми руками.

Он поставил на стол бутылку «Журавлей».

— Ты уж не ругайся, Галина. Я ж крестницу свою замуж выдал! Дай, думаю, к Василенкам заскочу, «проставлюсь», так сказать!

— Ох, вам только дай повод «проставиться»!

— Ну не сердись, Галочка, вот тебе шоколадка!