— Эта извилина, она не дает прямого контроля над моторикой?
— Нет, мы пробовали, но это слишком дезориентирует шимпанзе. Когда вы освобождаетесь, обезьяна долго не может прийти в себя.
— Значит, мы тоньше организованы, — заметила Келли.
— Волей-неволей. У самцов шимпанзе в нейронах, ответственных за действия и агрессию, всегда горит сигнальная лампочка…
— Потому-то они и больше склонны к насилию? — спросила она.
— Мы думаем, да. В нашем мозгу тоже имеются аналогичные структуры.
— Правда? Мужские нейроны? — усомнилась Келли.
— У мужчин уровень активности лимбических систем[152] выше, и располагаются они глубже в мозгу — эти структуры эволюционно древнее.
— Так почему бы не отправить меня сразу на этот уровень? — поинтересовался Леон.
— Мы помещаем чипы погружения именно в эту извилину головного мозга, потому что можем «дотянуться» до нее сверху, хирургически. Лимбическая система гораздо глубже, в нее невозможно вживить чип и сеть.
Келли нахмурилась.
— Значит, самцов шимпанзе…
— Труднее контролировать. Образно говоря, профессор Маттик управляет своим шимпанзе с заднего сиденья.
— В то время как Келли руководит своей самкой из «диспетчерской», которая у женщин рядышком? — Леон уставился в пространство. — Я в невыгодном положении!
Келли усмехнулась:
— Придется тебе играть теми картами, которые сданы.
— Это нечестно.
— Большая Палка, биология — это судьба.
Стая набрела на гниющие фрукты. Шимпанзе охватило лихорадочное возбуждение.
Запах был отвратительным и соблазнительным одновременно, сперва Леон даже не понял почему. Шимпанзе кинулись к перезревшим «грушам» болезненно-сине-зеленого цвета, принялись протыкать и сдирать кожуру, высасывать сок.