Он слышал много историй о том, как отчаявшиеся люди, испробовав все возможные методы лечения, но, не достигнув исцеления, бежали за помощью к шаманам, бабкам, экстрасенсам, и те им помогали. Никита всегда списывал это на самовнушение. Но теперь он сам был в таком положении, что ничего из традиционного ему помочь не могло, и оставалось уповать только на мистику и силу его предков.
Когда все камни были очищены от снега, Александра достала из своей неизменной торбы небольшую банку белой краски, вручила ее Никите и сказала прокрасить все рисунки на камнях.
– Это для духов, – пояснила она, – чтобы они увидели на камнях свои имена, поняли, что их призывают и явились к ритуалу. Чем больше будет духов, тем лучше все пройдет.
Сама, тем временем, она развела костер, разложила рядом небольшой прямоугольный кусок материи. Ей оказалась выделанная медвежья шкура. Тут же из торбы показались чашки, ножи, баночки, мешочки. Последними из сумки было извлечено шаманское облачение: накидка и головной убор, названия которого Никита не знал. Оба предмета были сделаны из полосок кожи, на концах которых позвякивали металлические кругляшки. При движении они издавали тихий мелодичный звон. Накидка была вполне обычная, в отличие от головного убора. Он чем-то напоминал повязки, которые носят спортсмены, чтобы пот не попадал в глаза, но от кожаного ободка вниз свисали такие же кожаные полоски с побрякушками. Они свисали до груди и полностью закрывали лицо.
При виде женщины, в один миг превратившейся в тунгусскую шаманку, у Никиты по телу пробежали мурашки. От нее исходила такая сила и власть, что он невольно отвел от нее взгляд, будто не был достоин смотреть на нее. Весь ее нынешний образ никак не сочетался с хрупким обнаженным женским телом, которым он любовался последние два дня. Он попытался вспомнить это тело во всех самых мельчайших деталях, но не смог. Не получилось воспроизвести в памяти ни поцелуи, ни объятия, ни близость. Единственное, что представало перед внутренним взором Никиты, когда он думал об Александре, была женская фигура в кожаной накидке и кожаном венце, закрывавшем ее лицо. Весь ее облик будто блокировал все, что не было связано с ее образом шаманки.
Женщина сняла облачение, отложила его в сторону. Никиту тут же словно отпустило, вспомнились и поцелуи, и тело, и от этих воспоминаний его бросило в жар.
Глава 25. Ритуал
К вечеру на небе не осталось ни облачка, ветер совсем стих. Пламя трех разожженных на капище костров, горело равномерно, таежную тишину нарушал только их треск.
Все приготовления к ритуалу были завершены, дело оставалось за малым – дождаться, когда взойдет луна.
Пока шли приготовления, Александра рассказала Никите о ритуале. Теперь он хотя бы знал, к чему ему нужно быть готовым. Когда взойдет луна, Александра, уже облаченная в шаманскую одежду, бросит в пламя каждого костра по связке трав, начнет читать древние тексты и заговоры. Когда прочтет все, разрежет ладонь и прикоснется к каждому камню, оставив на нем отпечаток, так она задобрит духов и покажет им, что готова пожертвовать собой, чтобы уничтожить древних паразитов. Если после жертвоприношения погаснет хотя бы один их костров, это будет означать, что духи явились и поддерживают шаманку. Если же нет, придется снова резать руки и окроплять кровью камни.
Никита спросил, были ли случаи, когда ни один из костров так и не гас. Оказалось, что это не редкость.
– Я знаю о троих шаманах, которые так и не вызвали духов и умерли прямо здесь от кровопотери, – она говорила об этом так спокойно, что Никите стало не по себе.
Когда и, если духи все-таки прибудут, шаманке нужно будет выпить настой из крапивы, чабреца и душицы, так она сможет защитить себя. Ни одно из этих растений в тайге вокруг Горома не найдешь, но, к счастью, у Александры оказался запас еще с детских лет, когда тетка Аяна учила ее врачеванию.
Следующий этап будет завершающим и самым болезненным. Никита будет стоять в окружении пяти больших чаш, в которых будут куриться травы, будет неотрывно смотреть на шаманку. Это вгонит его в транс, постепенно он начнет утрачивать свое человеческое сознание и приближаться к состоянию, похожему на смерть. Паразит, почувствует, что его носитель больше не в состоянии добывать ему пропитание, захочет покинуть бесполезное тело. Тут-то шаманка должна будет поймать его в осиновую клетку и бросить ее в огонь одного из костров. Одновременно с тем, как начнет гореть и умирать Никитин паразит, остальные тоже начнут агонизировать и дохнуть вместе со своими носителями.
– Когда ты начнешь отключаться, паразит подумает, что ты умираешь, и ему придется вылезти наружу. Там я буду поджидать его с открытой клеткой.
– Я не буду тебе врать, – сказала Александра тише, видя тревогу на лице парня, – без боли здесь не обойдется, но в курительные чаши я добавила побольше зверобоя, чтобы облегчить му́ки, и мяты, чтобы забытье было глубже. Я не могу обещать, что ты ничего не почувствуешь, пока не отключишься, но это единственное, что я могу сделать.
Никита был готов к боли, она его не пугала. Больше всего он боялся за Александру, что к ней после ритуала явятся жены и матери, когда поймут, что мужчины-носители не просто так разом взяли и умерли. Но Александра пообещала, что отсидится в тайге подольше, а потом тайно уедет из Горома с машиной, которая возит продукты. Про свой второй план она, конечно же, ничего ему не сказала.
Они сидели у огня молча, касались друг друга плечами. Оставались считанные минуты до того, как появится луна. И когда начнется ритуал, они уже не смогут сказать ничего друг другу. В эти последние минут нужно было говорит о самом важном, но оба молчали. Никита просто сидел и повторял про себя: «Я люблю тебя. Я люблю тебя». Александра тоже сидела молча. О чем она думала, Никита не мог представить. Но, как только над макушками деревьев появилось едва заметный серебристый отсвет, она резко повернулась к Никите и сказала, глядя ему в самую душу:
– Я люблю тебя. Ничего не бойся.
Он раскрыл было рот, чтобы ответить ей, но она уже поднялась на ноги и пошла надевать шаманское облачение.