– Мужики, ну нельзя так, – голос его сорвался, стал дребезжать, – она тут не при чем. Она же не по своей воле всех тут держит. Нельзя ее за это убивать!

– А, так значит, попытаться убедить ее ты не хочешь? – издевательски скривился Серёга.

– Не согласится она, – тихо сказал Никита и опустил голову.

Он чувствовал себя загнанным в ловушку зверем, и чтобы освободиться, придется отгрызть себе лапу.

Штырь, которого Никита потерял из виду, внезапно оказался у него за спиной, и прошелестел прямо в ухо, обдавая парня отвратительным табачным дыханием:

– Тебе велели, ты выполняешь, все ясно?

У Никиты от затылка до копчика пробежали мурашки, его передернуло. Что он может сделать? Перед ним толпа здоровенных мужиков во главе с уголовником. Если Никита им безапелляционно откажет, то им ничего не будет стоить избить его до смерти и сразу пойти и сделать то же самое с Александрой, а потом рассыпаться по всей стране и чинить там беспредел.

Штырь, больше не оборачиваясь, пошел прочь, а толпа мужиков последовала за ним, как за вожаком. Никита так и остался стоять на улице, растерянный, подавленный, напуганный. Потом ступор сменился яростью, голова отключилась, инстинкт самосохранения забился в самый дальний уголок сознания. Сейчас бы выпустить ту древнюю силу, которую дарует своему носителю паразит, кинуться бы сперва на Штыря, разорвать его в клочья, а потом и любого, кто сунется к нему или Александре. Перед глазами парня появилась красочная картина: его кулаки раз за разом погружаются в бордово-алое месиво с белыми вкраплениями, которое еще недавно было лицом ненавистного урки.

Никита рванулся с места вдогонку толпе. Вместе с адреналином в кровь выбрасывались сила и уверенность, каких Никита никогда прежде не ощущал. Он догнал Штыря, рывком развернул его за плечо к себе. Остальные мужики обступили их кольцом. Никто не произнес ни слова, все смотрели молча. Штырь глядел на Никиту, прищурившись и с насмешкой. Никита хотел было занести руку для удара, но не смог ее поднять. Вся сила, наполнявшая его до этого, куда-то испарилась, но при этом рука все еще его слушалась. Он спокойно шевелил пальцами и кистью, но, как только мозг давал команду мышцам сократиться для удара, они переставали подчиняться. Никита разглядывал ладони, силясь понять, почему руки ему его не слушаются.

Кто-то в толпе хмыкнул:

– Ишь ты, на своего напасть хотел.

Раздался другой голос:

– Ты чего, пацан, не знал, что мы своих не обижаем?

Третий:

– Носители паразитов друг другу вред чинить не могут.

Штырь смотрел на Никиту не сводя глаз, насмешка в его взгляде превратилась с злорадство.

– Будь ты просто человек, я бы тебя прямо тут порешил, падла, – просипел он, – чтобы неповадно было. Но своему навредить нельзя, такой уж у наших паразитов порядок. Обычных людей в клочья порвать можем, а носителей – ни-ни. Так что радуйся, браток.

Он отвернулся и зашагал прочь, толпа потянулась за ним. Никита так и остался стоять посреди дороги, глядя то на ладони, то на удаляющиеся спины.