— Ты знаешь, движение «Анонимных Алкоголиков» началось с того, что два пьяницы, поняли, что когда они говорят друг с другом им не хочется пить. Что ты об этом думаешь? — спросил Григорий Александрович.
— Ну, уж не знаю, — смутился Николай. — Но пить правда не тянет…
… Придя в гостиницу, Григорий увидел, что сэр Джон, Элизабет и Петр уже уехали, но почему‑то этому не удивился. Он выпил на ночь немного водки и принял феноборбитал, запив это приличным количеством воды — одно из «старинных» средств не «словить белочку», которому он доверял. Через некоторое время ему удалось заснуть. На следующий день Григорий Александрович уже почти совсем не выпивал, а через три дня ему удалось отказаться от спиртного полностью.
Институт политических исследований
Директор московского научно — исследовательского института политических исследований Николай Ильич Сергеев был веселым доброжелательным человеком. И это несмотря на то, что ему постоянно приходилось общаться и с ненавидящими друг друга политиками и с политологами, про которых он считал, что ими становятся те, кто не смог (или не посмел) сам пойти в политику, и соотносятся с политиками также, как литературные критики с писателями.
Все распри в коллективе, насчитывавшем всего‑то полтора десятка «главных», «ведущих» и «младших» научных сотрудников, директор пытался гасить на корню. А склок было немало. Вот и сейчас перед ним лежала жалоба одного младшего научного сотрудника — крайне обидчивого и амбициозного молодого человека, постоянно сотрясавшегося от внезапных приступов кашля — на своего старшего товарища. Николай Ильич остановил взгляд на следующей тираде: «Я ему объяснил, что Хантингтон считает об этом …(далее шло полстраницы убористого текста). А он мне на это ответил, чтобы я засунул Хантингтона себе в задницу! И что я теперь должен делать?!!» Директор подумал с минуту и затем написал резолюцию: «Успокоиться и сходить на флюорографию».
Он тяжело откинулся на спинку кресла и подумал: «Придется ведь еще час с ними обоими разговаривать». В дверь постучали.
— Войдите, — сказал Николай Ильич.
Вошел главный научный сотрудник Петр Семенович, который очень любил поболтать о международной обстановке. Ему было уже около шестидесяти лет и, судя по всему, катастрофически не хватало общения.
— Ну что, Петр Семенович, вам все Америка не дает покоя? — улыбнулся директор.
— Не дает, — подтвердил он. — Холодную войну мы проиграли, но неизвестно будущее победителей.
— В смысле?
— Мир, похоже, американизируется, но с двумя важными оговорками. Во — первых, американизация вызывает активное противодействие. У нее немало интеллектуальных критиков. Ей сопротивляются и те, кто в результате американизации теряет власть над массами. Оппозиция американизации существует и в самой Америке. Во — вторых, американская культура не осталась неизменной. Она сама впитала в себя и продолжает впитывать вместе с переселенцами множество разных культурных элементов. А, распространяясь по всему свету, американский образ жизни вступает во взаимодействие с местными культурами, в результате чего возникает гораздо более сложная, комбинированная мировая культура, а точнее широкий веер субкультур, которые только совсем уж обобщенно могут быть сведены к единому корню.
— То есть будущее не за американской империей? — директор задавал вопросы безучастно, подписывая параллельно разные документы, но собеседник только еще больше проникался важностью их беседы.
— США не империя и при всем внимании к тематике Древнего Рима или Британии — «владычицы морей» империей в общепринятом смысле этого слова не станет. В условиях американской демократии общественная мобилизация во имя достижения имперских целей маловероятна. Если битва при Ватерлоо была выиграна, по известному изречению, на игровых площадках Итона, где выковывался характер британской имперской элиты, то война во Вьетнаме была проиграна в американских университетских кампусах, где воспитывался американский средний класс.
В этот момент в дверь без стука влетел написавший жалобу младший научный сотрудник, и лишь слегка кивнув в сторону Петра Семеновича, подбежал к Николаю Ильичу схватил его за руку, крепко ее потряс и расцеловал трижды в щеки по русскому обычаю. Во время поцелуев молодого человека забил приступ кашля, который он подавил и при этом издал целую серию звуков одновременно напоминающих одновременно хрюканье, кваканье, клокотанье и чавканье. Директор всерьез испугался, что его сейчас облюют, но обошлось.
— Сергей Николаевич, видел вашу жалобу, но не нужно так бурно на все реагировать! И сходите, в конце концов, на флюорографию!
— Схожу — схожу! А это не пустяк! А если он американским гостям такое скажет?
— Скажет — и будем разбираться!
— Тогда поздно будет!