Лицо Бурмина не выразило ответного желания знакомиться.

Но восторга Мити хватало на двоих.

— Вы тот самый Бурмин! Который дал волю всем своим крестьянам! Вы мой герой, вы знаете?

Восторга столь простодушного, что Бурмин невольно сменил холодное замкнутое выражение на приветливое.

— Дмитрий Шишкин, позвольте представить себя самого.

— Вы Петра Сергеевича сын, — с улыбкой поклонился Бурмин.

— Вы знакомы с моим отцом?

— К моему сожалению, только понаслышке. Наши имения по соседству.

Молодой человек казался Бурмину всё более забавным. Как молодой дог, который скачет, припадает, машет хвостом, норовит облобызать. А сам при этом — с телёнка. «Не поэтому», — поправил себя Бурмин, фамильярность он считал отвратительной. Лицо и взгляд Дмитрия Шишкина выдавали привычку думать и размышлять. Именно это придавало его неловкости обаяние, а простодушию — намёк на сложность.

— А я столько наслышан о вас! Крестьяне ваши… Меня это потрясло. Я столько читал… Права каждого человеческого существа… Идеи философов-просветителей… Свобода как непременное условие для гражданина… рабовладение… Американские штаты… — Слова его рвались и тонули в музыке, в шуме бала.

— Мне кажется, этот разговор не слишком подходит к балу, лимонаду и мороженому. — Бурмин улыбкой смягчил замечание, показав на столы позади них. Запотевшие вазочки. Запотевшие кувшины.

Шишкин осёкся, точно проснулся, точно впервые заметил и мороженое, и лимонад.

— …Но я был бы рад его возобновить при более удобном случае, — добавил Бурмин дружески. Тронул молодого человека за плечо. И осёкся. Поверх его плеча он увидел…

Но он ведь знал, что она непременно здесь будет. Знал и представлял, как это будет, как может быть — или не может.

И всё-таки перехватило дыхание. Как от встречи с призраком. Как от встречи с собственной фантазией. Может, именно потому, что воображал себе эту встречу слишком часто.

— Господин Бурмин? — Что-то постучало сзади по его плечу. Бурмин вздрогнул, обернулся всем телом.

Девушка отпрянула от него и засмеялась:

— Бог мой, вы чуть не оторвали мне подол. А здешние дамы только что хвалили мне вас как искусного кавалера.

— Простите, — смутился Бурмин. Была ли она молода или дурна? Дама или девица на выданье? Может, вовсе маменька? Он ничего перед собой не видел. Не соображал, что говорит. Он лишь хотел быстрее что-то сделать, прийти в движение.

— Не окажете ли мне честь? Буду счастлив, если позволите восстановить свою репутацию в ваших глазах.