Юрий спросил полушутя-полусерьезно:

— Как по данным медицины, сердце бьется?

— Пульс у вас шестьдесят четыре, дыхание — двадцать четыре. Все нормально.

— Понял. Значит, сердце бьется!

Посчитали бы пульс у кого-нибудь здесь, в бункере. Интересно, сколько бы ударов было? Уж никак не шестьдесят четыре.

В нашей комнатке становилось тесновато. Прошли еще минута-две. Через открытую дверь донесся вой сирены. Это сигнал не для нас — для тех, кто, не дай бог, замешкался с отъездом где-нибудь неподалеку. Хотя таких быть не должно. Порядок строгий.

В коридоре промелькнули три фигуры. Королев, Воскресенский, Кириллов. Дверь в пультовую тут же закрылась. Из динамика голос:

— Пятиминутная готовность!

Медленно, медленно тянутся минуты. Голос Королева в динамике:

— «Кедр», я «Заря», сейчас будет объявлена минутная готовность. Как слышите?

— «Заря», я «Кедр». Занял исходное положение, настроение бодрое, самочувствие хорошее, к старту готов.

Должен еще раз признаться, что волнение, громадное напряжение тех минут не оставляли места для мысли о стенографировании. Мы слышали эти фразы, понимали, знали их значение, но запомнились ли они? Одна-две, не более. Только потом помогли магнитофонные записи.

— Всем службам космодрома объявляется минутная готовность! Готовность одна минута!

Тишина такая, что казалось, не дышит никто.

— Ключ на старт!

Оператор на главном пульте повернул металлический серый, с кольцом на конце небольшой ключ.

— Протяжка один! — это включились регистраторы.

— Продувка!

— Есть продувка!

— Ключ на дренаж!