Правомерно поставить вопрос о мотивах, побудивших значительное число представителей местного населения по своей воле не только пойти в услужение к нацистам, но и стать соучастниками творимых ими кровавых преступлений. Как представляется, предпосылки Холокоста на территории Латвии закладывались исподволь на протяжении всего межвоенного периода, хотя корни антисемитизма (а именно антисемитизм питает идеологию и практику нацистских преступлений в отношении евреев), уходят в глубь веков.

Геноцид не является изобретением ни нацистов, ни капитализма вообще, но именно буржуазное общество пришло к физическому истреблению конкурентов за ресурсы в небывалых дотоле масштабах. Как одно из проявлений человеконенавистнического мировоззрения антисемитизм может приобретать разные формы – бытовую, религиозную, расовую, но в его основе лежат экономическая конкуренция и стремление к подавлению конкурента мерами внеэкономического принуждения. В свою очередь укоренение в общественном сознании антисемитизма подготавливает почву для репрессий в отношении евреев.

Латышский антисемитизм также в основном носил экономический характер. С момента своего появления на исторической сцене в последней трети XIX в. латышская буржуазия становится носительницей антисемитизма. В свою очередь, популяризатором неприязни к иудеям выступила латышская буржуазная интеллигенция (Малнач, 2019: 80). «Евреи грабят латышского крестьянина» – главный рефрен таких латышских изданий, как газеты «Balss», «Rīgas Avīze» и «Latviešu Avīze». В 1888 г. в них уже появился призыв бойкотировать еврейские магазины и покупать только у латышей. В июле 1914 г. на страницах «Latviešu Avīze» прописалась «евгеника» с ее «арийцами», «гигиеной христиан», откровенной ненавистью к евреям и требованием изгнать их из «арийского» общества (Stranga, 2008: 337, 367).

Может быть, Янис Райнис и преувеличивал, когда писал в 1894 г., что антисемитизм приобрел в латышской среде характер «повальной эпидемии» и «чахоточной бациллы», которая «поразила общественный организм, не пощадив ни стариков, ни детей, ни богатого, ни слугу» (Stranga, 2008: 341). Но в 1918–1920 гг., в период так называемой Освободительной войны, одетый в шинель и вооруженный винтовкой латышский крестьянин, латышский мелкий буржуа на деле доказал правоту слов великого поэта. Об этом свидетельствует, в частности, секретная переписка министра внутренних дел Временного правительства Латвии Микелиса Валтерса и военного министра Давида Симонсонса. «Солдаты латвийской армии относятся к евреям злонамеренно, как во фронтовой полосе, так и в тылу», – писал Валтерс коллеге (Малнач, 2019: 81).

Доходило до грабежей и открытого насилия, как, например, летом 1919 г. в Крейцбурге (Крустпилс) и Фридрихштате (Яунелгава) или в январе 1920 г. в Корсовке (Карсава), где от рук «белолатышей» погиб, по меньшей мере, один человек – Мозус Удем. Эксцессы, хотя и в менее грубых формах, продолжались до августа, то есть вплоть до окончания войны.

Провозглашенное 18 ноября 1918 г. Латвийское государство еще не было признано де юре ни одной страной мира, когда в конце 1919 – начале 1920 г. был выдвинут лозунг «Латвия для латышей!». А 1–2 июня 1920 г. в Риге произошли антиеврейские беспорядки, которые вскоре в еще больших масштабах повторились в Латгалии – Двинске (Даугавпилс) и Режице (Резекне).

Латышская буржуазная пресса подогревала антиеврейские настроения. Эрнест Бланк в газете «Latvijas Sargs» писал, что евреи уже захватили Латвийское государство и «изгнали всех латышских торговцев и предпринимателей из их старых магазинов». Евреи – внутренние враги-потрошители, с которыми невозможна никакая совместная работа, утверждал Бланкс: «Мы государство строим, а вы его рушите […] вы сидите на наших плечах, а мы несем» (Blanks, 1920). Бланксу вторил некто Круминьш. «От борьбы с евреями культурными средствами мы все-таки не отказываемся и никогда не откажемся. Эта борьба развернется в полный бойкот еврейских капиталов, товаров, домов и т. д., и т. п. Да останутся двери еврейских магазинов неотворяемыми» (Krūmiņš, 1920), – писал он в газете «Latvijas Kareivis».

Первую открыто антисемитскую политическую программу летом 1921 г. выдвинул возглавляемый Карлисом Ульманисом Крестьянский союз (Stranga, 2008: 456). Эдмунд Фрейвалдс, редактор партийной газеты «Brīvā Zeme», в статье под названием «Еврейский вопрос» призвал к созданию «национального фронта», который объединил бы все латышские политические партии и все национальные меньшинства, кроме евреев, для достижения более «энергичного отмежевания общества от жидов» (Fr[eivalds], 1921).

Эту позицию на страницах своей газеты «Darba Balss» отстаивал и Маргер Скуениекс, отколовшийся со своими единомышленниками от Латвийской Социал-Демократической Рабочей партии. В статье «Евреи в Латвии» Скуениекс писал, что «большинство евреев в Латвии лишние, и продуктивная часть жителей по этой причине возражает против них» (Skujienieks, 1921).

Поднятая буржуазно-националистической прессой оголтелая антисемитская кампания служила рычагом для смещения центра политической тяжести подальше от левых и должна была обеспечить правым латышским партиям большинство в Сейме. Однако первые парламентские выборы 7–8 октября 1922 г. не оправдали надежд правого лагеря, ему не удалось получить стабильного большинства. Тогда адепты «латышской Латвии» прибегли к внепарламентским средствам. Первая организация, поставившая перед собой цель реального вытеснения евреев из экономической, политической, общественной и культурной жизни, – Latvju Nacionālais Klubs («Латышский Национальный клуб», ЛНК), возникла 29 августа 1922 г. И политические оппоненты клуба, и политическая полиция совершенно справедливо рассматривали возникновение ЛНК в контексте зарождения в Латвии фашистского движения (Малнач, 2016: 132).

Как писал советский историк Вилис Самсонс, латышский фашизм имел два основных вектора. «Сторонники первого направления открыто называли себя фашистами и охотно эксплуатировали крайне экстремистские лозунги итальянских фашистов и немецких национал-социалистов». Второе направление представлял Крестьянский союз, который по тактическим соображениям «воздерживался от крайностей» и движение к диктатуре скрывал под риторикой о реформе конституции (Samsons, 1983: 38). Представляется, что Крестьянский союз поддерживал Латышский Национальный клуб до тех пор, пока деятельность ЛНК способствовала реализации его собственных политических видов.

Латышский Национальный клуб прибегал к актам политического террора, на что правящие круги смотрели сквозь пальцы. Только после того, как в феврале 1925 г. в ходе затеянной боевиками этой организации потасовки был застрелен 19-летний рабочий Александр Масакс, еврей по национальности, власти вынуждены были закрыть ЛНК (Krēsliņš, 2005: 99; Stranga, 2008: 478; Paeglis, 2009: 228–231).

Рассадником расистского антисемитизма стал Латвийский университет. В декабре 1922 г. в его стенах начались беспорядки под лозунгом «Все жиды вон!». Волнения выплеснулись на улицу, поскольку власти фактически солидаризировались с зачинщиками и участниками беспорядков: порицая эксцессы на словах, они не принимали решительных мер для их прекращения и предотвращения. Когда же большинство студенческого совета потребовало ввести процентную норму для евреев, совет университета во главе с ректором Эрнестом Фельсбергом, а также представлявший партию Ульманиса министр образования Паул Гайлитс поддержали это требование (Малнач, 2016: 133–155).

Экономическая по своей природе конкуренция за получение высшего образования, необходимого для карьеры в государственном и частном секторе, приобрела ярко выраженную национальную окраску. Как писала газета «Latvijas Sargs», меньшинства, в том числе евреи, которых очень много в университете, могут постепенно научиться латышскому языку и полюбить латышскую культуру, что представляет серьезную опасность для латышского народа, поскольку в таком случае меньшинства смогут конкурировать с латышами и на культурной почве, войти в латышскую общественную жизнь, в печать, на государственную службу и т. д. Для борьбы с такой новой «опасностью» газета предлагала введение процентной нормы уже не для одних евреев, как в царское время, а для всех меньшинств (Лазерсон, 1922).

Латвийские власти старались ограничить доступ евреев к гражданству. Попытки еврейских депутатов Сейма устранить искусственные препятствия встречали яростное противодействие латышской прессы и политиков. Обсуждение поправок к закону о подданстве в парламенте сопровождала истеричная антисемитская кампания в латышской печати. Популярный латышский поэт и публицист Янис Акуратерс писал в «Jaunākās Ziņas», что «новый жидовский закон (как окрестили этот законопроект) открыл ворота разорению Латвии», которое якобы несут ей «жиды-спекулянты» и «всемирный заговор бродяг». Газета «Brīvā Tēvija» стращала тем, что в Латвию «со звериной мордой» приходит «низшая раса, которая не будет исполнять законы, не станет соблюдать моральные нормы арийцев» (Голдманис, 2005: 287).

Когда большинство Сейма все же одобрило поправки, открывавшие путь к латвийскому гражданству для нескольких тысяч человек, в том числе примерно 4 тыс. евреев, одна из партий вынесла законопроект на референдум. Голосование состоялось 17 и 18 декабря 1927 г. В нем приняло участие свыше 243 тыс. избирателей (21,7 %), из которых 225 тыс. проголосовали за отмену послаблений в законе о подданстве (Dribins, 2007: 93). Трудно согласиться с исследователями, которые видят в низкой явке проявления пассивности, здравого смысла и толерантности. Напротив, при взгляде на эти 225 тыс. человек, что в декабрьскую стужу отправились на избирательные участки противостоять «низшей расе», напрашивается вывод о том, что уже в 1927 г. в Латвии созрела психологическая почва для геноцида евреев – «предосвенцимский менталитет», по выражению пережившего Холокост в Риге Исаака Клеймана (Kleimanis, 2001: 260).

Экономический кризис начала 1930-х гг. спровоцировал новый всплеск ксенофобии. В январе 1932 г. возникла организация «Угункрустс», а в мае 1932 г. – партия «Перконкрустс». Лидером обеих являлся Густав Целминьш, в прошлом член Латышского Национального клуба. К 1934 г. в рядах «Перконкрустса» насчитывалось 5–6 тыс. членов, еще больше у партии было сторонников и сочувствующих. Наиболее активно в ней участвовали студенты, главным образом члены латышских студенческих корпораций. По словам американского историка латышского происхождения Андриевса Эзергайлиса, корпорация Selonija, филистром которой был Целминьш, служила базой для создания «Перконкрустса». В годы войны корпоранты активно участвовали в геноциде евреев. Так, наиболее известный член «команды Арайса» Герберт Цукурс и сам Виктор Арайс состояли в корпорации Lettonia.

В своей организации «Перконкрустс» многое перенял у немецких нацистов и итальянских фашистов. Цель «перконкрустовцев» сформулировал поэт Леонид Брейкш: обратить все силы против евреев – «современных потомков малоазийского выродка». «Поднимем штыки и уничтожим их!» – писал Брейкш в университетской (!) газете «Universitas» (Малнач, 2016: 84).

Сам Целминьш заявил, что «Перконкрустс» хочет, «чтобы суверенная власть в государстве принадлежала не латвийскому народу, как сказано в Конституции, а латышскому народу. […] Прежде всего надо лишить меньшинства их влияния на хозяйственную жизнь страны. Лишь после того, как в законодательном порядке будут проведены ограничения меньшинств в этой области, можно будет освободиться от их политического и культурного влияния. Тогда Латвия станет чисто латышской» (цит. по: Фейгмане, 2000: 115).

В ноябре 1938 г., после событий «Хрустальной ночи» в Третьем рейхе, Целминьш выразился еще яснее: «На сей раз судьба жидов в Европе будет решена окончательно и радикально – после укрепления новой эпохи в странах Европы больше не будет ни одного жида» (цит. по: Stranga, 2008: 495).