– По праздникам туда допускали посетителей. – Отчего-то всегда хочется покурить, когда я думаю об этом времени. Что-нибудь крепкое, чтобы плотно дымилось и заставляло кашлять. – Все повторялось изо дня в день, но для пришедших со стороны казалось тем еще зрелищем. – Это понятно только теперь, тогда, конечно, понятным ничего не казалось. – Длинные коридоры, железная решетка для разделения женщин и мужчин, очень высокие стены и цепи. Там часто бывало очень-очень тихо. Так, что слышно, как кто-то чешется. А иногда, наоборот, кто-нибудь постоянно кричал, что счастлив, просил подойти, а потом начинал кусаться. Или визжал так, что приходилось зажимать уши. Их потом всегда били. – Сейчас во мне много храбрости и желания защитить, но тогда, конечно, все, что было мне доступно, – это страх оказаться на чужом месте. – Я мог долго сидеть с закрытыми ушами, чтобы этого не слышать.

Ты отводишь взгляд, облизываешь обветренные губы и, наверное, о чем-то задумываешься. Мне даже не хочется разгадывать выражение твоего лица. Зачем? Я все равно не умею тебе отказывать нормально, какой смысл теперь расстраиваться. Ты спрашиваешь, я отвечаю. Чем быстрее завалю, тем раньше закончится.

– Что обычно говорят на это другие?

– «У тебя богатое воображение», – отвечаю, поймав твой взгляд.

– И что ты на это отвечаешь?

– Поживите с мое.

А ты вдруг улыбаешься. Ярко и заразительно даже при нашей теме:

– Туше́.

Действительно. Нет такого слова, которое может меня задеть. Это довольно сложно – превзойти времена, когда я был задет ежеминутно. Когда вместо постели солома, а вместо душа – ледяная вода и в итоге воспаление легких.

Это моя вторая самая короткая жизнь, но хуже не было даже на войне. Даже когда чума глодала чужие лица. Мне пятьсот шестьдесят пять, а я до сих пор не знаю места страшнее, чем безнадежные подвалы нездоровой психики.

– Я тебе верю, ты помнишь?

Ох, Чоннэ. Во что ты играешь?

– Да. Но лучше, если ты перестанешь.

– Причина? – Уже и стойку менять начал, готовый принимать мои атаки, а потом вдруг раз – и меняешься. – Хотя нет! Стоп. – Вперед руку и мотаешь головой, сам себе возражая. – Не надо контратаки. Покоритесь природе, ваше высочество.

Какие тут контратаки, Чоннэ? Все, что я могу, это обессиленно вздохнуть.

А у тебя вдруг какой-то особенный взгляд. Иной. Выразительный слишком. Ощущение от него такое, будто вокруг все кибернетическое, а я – последнее живое растение, которое ты нашел. Зеленое, наверное, да? С белыми лепестками цветка и синим стеблем. Экзотическое живое растение.

– Я пиздец как хочу тебя поцеловать.

Пар срывается с твоих губ, растворяясь, как сладкая вата на языке. Такая же – сладко-дурманящая – у меня в коленях.

– Если дам себя поцеловать, отстанешь?

– Нет, конечно.