Не рассчитывая на удачу, товарищ Иванов обратился к женщинам, толпившимся у двери: «У меня, товарищи женщины, застрял чемодан в здешнем багаже. Жду два месяца. А мне сегодня уезжать. Хочу спросить начальство!»

Слова эти вызвали неожиданное сочувствие, и товарищ Иванов приоткрыл дверь в кабинет. Человек в форменной шинели сидел за письменным столом и смотрел изучающе в какие-то бумаги.

Товарищ Иванов потоптался, покашлял. Неловко чувствуешь себя, когда должностное лицо видит, что к нему пришел посетитель, и все-таки продолжает заниматься своим делом.

— Что у вас? — спросил начальник, не отрываясь от бумаг. — Говорите, говорите, я слышу!.. Квитанция цела? Оставьте заявление в багажной кассе… Не можете больше ждать? Но мы тоже не можем все бросить и заниматься вашим чемоданом. Я вам сказал: оставьте заявление в багажной кассе. Разберутся.

«М-да-а, — мысленно протянул товарищ Иванов. — Тут у них застрянешь, как в болоте». Потом он поглядел на часы и испугался: что-то очень уж много они показывали. Все было мгновенно позабыто: и приемщик, и начальник, и чемодан. Через несколько минут он уже бежал по неосвещенным улицам, натыкаясь на снежные сугробы.

Кремль. Нижний пост. Верхний пост. Коридор Совнаркома. Мимо прошел человек в солдатских обмотках, неся на вытянутых руках длинную телеграфную ленту.

Секретарша в приемной взглянула на часы (без семи шесть!), потом в тетрадку.

Сердце у товарища Иванова билось так, как будто он быстро поднимался в гору. Он был здесь единственный посетитель. Значит, именно его ожидали ровно в шесть и никому другому не было назначено прийти в это время. И он вспомнил свой разговор с товарищем Милютиным, когда тот поручил ему срочно отвезти доклад Ленину и быть готовым ответить на вопросы Председателя Совнаркома. Видя волнение, охватившее молодого сотрудника, Милютин сказал:

— По-моему, нет на свете человека, который чувствовал бы себя неловко при встрече с Владимиром Ильичем. Вы сами убедитесь. Запомните только одно: упаси вас боже не явиться в назначенное время. Ленин никогда не заставит ждать себя, но и другим не прощает опозданий. Это в его глазах очень тяжкий проступок… Ну вот, кажется, все, — улыбнулся Милютин. — Полагаю, что вы теперь вполне подготовлены…

Секретарша вернулась из кабинета:

— Вы можете пройти к Владимиру Ильичу!

Товарищ Иванов вынул конверт из нагрудного кармана, взялся за ручку двери и переступил порог кабинета. Ленин уже шел к нему навстречу, протягивая руку.

— Из Казани? От товарища Милютина? Садитесь, пожалуйста! Долго ехали? Четыре дня. Немало, немало… Как себя чувствуете?

— Чувствую? Хорошо… отлично, — еще не очень владея собой, ответил товарищ Иванов.

Ленин усмехнулся чуть заметно, как бы говоря: «Понимаю, понимаю, разве вы ответите иначе?» — и, взяв конверт, осторожно распечатал.

Пальцы его держали наготове карандаш с длинным, остро заточенным грифелем. Казалось, он не просто читает, а вглядывается в каждую строчку. На столе зажглась лампочка, загудел телефон. Сняв трубку, Ленин коротко ответил: «Да, обязательно», — и, точно опасаясь малейшего перерыва, тотчас же снова погрузился в чтение. Карандаш забегал по листку, делая какие-то пометки.

— А теперь у меня вопросы к вам! — Ленин слегка передвинулся вместе со стулом.

Товарищу Иванову казалось, что он видит, как напряженно работает мысль за этим высоким лбом, ищет выход, решение. Никогда еще не чувствовал он в такой мере, что является участником огромной государственной работы, которую делает вместе с Лениным.

— Казанские дела вы, что называется, знаете назубок, — одобрительно сказал Владимир Ильич. — А как нынче показалась Москва?

— Москва — она всегда хорошая, — улыбнулся товарищ Иванов и совершенно неожиданно для себя добавил: — Только вот не хочет она заняться моим чемоданом. Осенью, когда уезжал из Москвы, сдал его багажом на Казанском вокзале, а он так и не доехал…