— Давай иди в ванную, а я пока на стол направлю.
Они ужинали. Алька опять забралась на стул с ногами и рассказывала о сегодняшнем случае.
— Нет, ты только представь, он доковырялся до того, что я плохо говорю по-английски! — возмущалась сестра Вадима. — А я ему, дескать, это что, мой родной язык, что ли? Или мы в школе, чтоб за него отметку получать? Почему я обязана знать его? Он мне: «Ты работаешь в таком месте, а даже стараться не хочешь. Терпят тебя только из-за брата!» Так хотелось ему врезать один разок, кое-как удержалась. Именно из-за брата и удержалась.
— А причем тут Вадим?
— Так он уже десять лет стрижет Людмилу Марковну, владелицу ресторана. Это он попросил ее взять меня.
— Зачем тебе вообще работать? Вадим, как я понимаю, зарабатывает вполне неплохо, я бы даже сказала отлично, судя по размаху ремонта. Так и спрашивается: зачем?
— Конечно, он зарабатывает, но не хочу просить у него денег на те же прокладки, или на то, чтоб посидеть с девчонками в кафе, — ответила, пожав плечиками, Алька. — Он меня и одевает, и обувает, плюс кормит, а я зарабатываю, как говорится, на булавки. На мелкие, но приятные мелочи. На те же подарки.
— Кстати о подарках. Сегодня приходила Изма Изральевна, у них лампочка в ванной перегорела. В общем, я совсем ничего не поняла, но она что-то говорила о предстоящей субботе, — сказала Инна, следя за реакцией Али.
Та перестала облизывать ложку и уставилась на гостью.
— Я не знаю, о чем шла речь, но почему-то она решила, что я должна быть в курсе.
— Наверно потому, что «
Квартирантка стала пересказывать ей разговор с соседкой. Малышка сидела с абсолютно серьезным лицом. Ни тени иронии или сарказма. Она даже как-то повзрослела. Держала ложку у виска, опираясь локтем о колено, и молчала. Инна, сама не понимая почему, не стала передавать слова Измы о забытых мечтах. Что-то было в этих словах такое, что не давало покоя и напоминало о спящей собаке, которую не стоит будить. О рукоплещущем мире тоже промолчала.
— В общем, в эту субботу одиннадцатая годовщина возвращения Вадима из больницы, — сказала Аля, и по ее тону Инна поняла, что та взвешивает каждое слово. — Он долго и тяжело… болел. Примерно полгода. За время болезни несколько раз наступала клиническая смерть. Он не любит об этом вспоминать, тем более говорить. Вот только для меня и тех людей, кому он дорог, этот день очень важен. Страшно от одной мысли, что он мог не вернуться. Только ему не говори, что ты в курсе, а то он прибьет меня.
— О чем речь? Я вообще ничего не знаю. Аль, а что вы хотите сделать в кухне? Панели? Плитка?
— Знаю точно, что полы с подогревом. О цвете можешь не спрашивать, я дальтоник: цвет морской волны от индиго не отличу, так что все вопросы к брату.
— Я очень виновата перед ним, — вдруг призналась Инна.
— В чем?
— Он вчера так устал, потом еще со мной намучился, а я даже не поблагодарила.
— А что? Сегодня изменила свое мнение о цвете волос? — усмехнулась его сестра.
— Он обещал меня изменить так, что ни мать родная, ни жених не узнают. Сегодня я всматривалась в свое отражение и не узнавала. Я даже не ожидала такого результата, вот и шлифовала стены под гнетом вины.