Соколик, принеси водички

…Тёплая тихая осень. Последние солнечные дни. Не хочется расставаться с летними играми, с посиделками на улице. Мне восемь лет, и так приятно, что старшие девочки принимают меня в свою компанию. Мы сидим в саду нашего большого городского дома и разбираем нехитрые коллекции фантиков, стёклышек от битой посуды, речных ракушек… Эту идиллию нарушает высокий, хорошо поставленный, чистый, несмотря на пенсионный уже возраст, голос-зов: «Мариино-о-о-чик!» Я вздрагиваю. Мариночик — это я. Пытаюсь спрятаться за стволом яблони, но из распахнутого на втором этаже окна зоркие глаза моей бабушки-учительницы быстро ловят меня.

— Марино-о-о-чик!

— Что? — уныло спрашиваю я.

— Соколик, принеси водички.

Колонка от нас метрах в трёхстах. С пустым шестилитровым бидоном нужно идти под гору, а с полным тащиться вверх. Бабушка что-то стирала, устала, ей тяжело нести воду, но у меня подруги, пока я схожу на колонку, они затеют новую игру и, пожалуй, уже не примут меня…

— Мне некогда! — кричу я, набравшись смелости.

Уже в сумерках пробираюсь домой. Мама задерживается на работе. Я включаю электроплитку и сажусь к ней спиной — греюсь и учу урок. Какие-то вспышки на листах книги. Оборачиваюсь — это горит мой халатик, коснувшийся спирали плитки, и уже вспыхнул бант в косе. С воплем ужаса кидаюсь я в комнату бабушки и тут же вспоминаю, что у неё нет сегодня воды. Бабушка опрокидывает на меня корыто с намыленным бельём. Спасла. И ни в тот вечер, ни в следующий не укорила, не помянула мне мой проступок. Она вообще никогда никого не ругала, не повышала голоса, а когда раздражались и кричали на неё — молчала.

Семья наша в то безбожное время не была воцерковлённой, и только бабушка к каждой праздничной службе ходила в Курский кафедральный собор. Чего стоило это в 1960-е годы ей, учительнице, — можно только догадываться. Иногда она брала с собой меня, проводила через ряды старушек к правому клиросу, останавливалась там, строгая, красивая, в лёгком газовом шарфике на роскошных волосах в любое время года, и подпевала хору, а я заворожённо слушала. Дома я с горячностью юной пионерки доказывала ей, что Бога нет, ведь космонавты Его не нашли, и всё это опиум… Она молчала. А в следующее воскресенье снова звала с собой в храм, и я шла, уверяя себя, что никогда не стану верующей, просто мне очень нравится церковное пение…

Когда она ушла в свой последний путь, я уже училась в университете.

Она вышла из дома утром, в лёгком пальто, положив, как всегда, в сумку газовый шарфик, в котором стояла на церковных службах. «Я в церковь», — сказала она домашним. К вечеру она не вернулась. Кто-то из знакомых видел её на вокзале, и мы сразу обратились в линейную милицию. Но там, видимо, было не до пропавшей старухи. И только через три дня, когда сестра моя вторично обратилась в отделения милиции всех трёх районов города, её нашли. Уже через час в нашу дверь позвонил милиционер.

Никто уже не узнает, что заставило нашу бабушку в тот страшно морозный февральский день отправиться в далёкое село Васильевку, из которого она навсегда уехала в 1936 году, похоронив там мужа. Путь туда неблизкий и по сегодняшним меркам. А тогда, в год её смерти, добираться нужно было сначала по железной дороге двумя поездами, а затем и вовсе — пешком. Она замёрзла на этом последнем, двадцати пяти километровом пешем отрезке пути.

В Васильевке была старая четырёхклассная школа, директором которой служил мой дед, Николай Георгиевич Антонов, а бабушка работала единственной учительницей. Там же, в школе, они и жили, растили детей. А дед ещё был регентом церковного хора. У него было две золотые медали, полученные до революции: одна за учёбу, вторая — за перепись населения, в которой он принимал самое активное участие. Он мечтал об университете, но обстоятельства позволили закончить лишь учительскую семинарию. Впрочем, и это образование давало прекрасные знания.

^{_{Н. Г. Антонов (дореволюционный снимок)}}

Бабушка Ксения была очень красива. Но несмотря на это (а может быть, вследствие этого) замуж она не выходила очень долго. Ждала принца. И дождалась — в 30 лет. Её избранник был вдовцом с двумя уже взрослыми детьми. Звали его так же, как и её отца, — Николай. Он так любил красавицу жену, что родившейся дочери дал имя в её честь — Ксения. Так в семье стало две Ксении Николаевны. Позже, когда уже жили в Курске, их стали звать «Номер Один и Номер Два» (так бабушка представляла себя и свою дочь). Они и внешне были похожи настолько, что, когда власти областного отдела образования, спохватившись, вспомнили, что лучшая в городе учительница начальных классов имеет «царское» образование, и в приказном порядке отправили её на заочное отделение курского пединститута, — экзамены за Ксению Николаевну Номер Один ходила сдавать Ксения Николаевна Номер Два, и это ни у кого не вызвало подозрений. Почему понадобилась эта перестановка — загадка (во всяком случае, я не помню объяснений на этот счёт). Училась она всегда экстерном (чтоб сэкономить семейные деньги) и всегда — на «отлично»; а когда Курский гороно проводил диктант для учителей, она одна из школы, в которой работала, получила «5». То, что уровень бабушкиной образованности (в широком смысле) был очень обширным, — факт, имевший множество подтверждений. И безусловно, она легко могла бы сдать экзамены за институтский курс сама. Может быть, принципиально не хотела изучать партийно-советские дисциплины? Но это только моё предположение. А вот то, что курский пединститут, ныне называемый университетом, — это всё та же Мариинская гимназия, которую закончила моя бабушка (одна из всех своих многочисленных сестёр) — факт реальный. И я не думаю, чтобы сегодняшний уровень образования (в широком плане) стал в нём лучше и глубже.

^{_{Ксения Николаевна (Номер Один) с учениками. Курская школа № 23}}

Бабушка всю жизнь работала в женских школах (тогда мальчики и девочки учились раздельно), и очень часто все ученицы в классе оказывались отличницами! Отличницами настоящими, что подтверждали многочисленные комиссии, заинтересовавшиеся таким феноменом.

Как-то её даже представили к ордену Ленина. Но — не дали. Что послужило причиной? Можно лишь предполагать: тут и социальное происхождение (мать её была из обедневшего, но всё же дворянского польского рода), и гимназическое образование, и её походы в храм…