Из Останкинской башни возвращаюсь в Париж, где у меня, кроме описанных персонажей, было еще два приятеля, никакого отношения к моей служебной деятельности не имеющие. Оба – Виталий Юденков и Володя Бабенков – были 2-ми секретарями постпредства СССР при ЮНЕСКО. Также оба были кадровыми сотрудниками службы внешней разведки. Во время моей краткой второй командировки во Францию, когда я «имел честь» оказаться персоной нон-грата, список из сорока семи человек, высланных из Парижа, замыкал именно Виталий, хотя сам он покинул французскую столицу аж за год до этого.
Ну, а в описываемые времена, Юденковы жили в однокомнатной «коммуналке» в одном из наших домов, а Бабенков арендовал весьма комфортабельную квартиру в городе. Наличествовал в ней двойной салон, состоявший из гостиной и столовой, где за стол можно было усадить до десяти человек. Поэтому, когда мы собирались пригласить в гости каких-то визитеров из Москвы, то всегда пользовались квартирой Бабенковых. А среди этих самых гостей встречались и весьма известные люди.
Вот передо мной лежит извлеченная из личных архивов фотография с дарственной надписью: «Юре Котову на добрую память о нашей дружбе». А под ней от руки нарисованный «автошарж» и подпись – Юрий Никулин. А началась эта дружба в Париже, куда перед Рождеством (католическим) на довольно долгие гастроли прибыл Московский цирк.
Мы с приятелями, естественно, были среди первых зрителей. Сходили раз, другой и познакомились с двумя цирковыми звездами: клоуном Юрием Никулиным и фокусником Игорем Кио, а также их женами. Татьяна Никулина иногда ассистировала мужу, а у Иоланды Кио (в просторечии – Ёлка) был свой собственный номер с большими белыми дрессированными попугаями. В первый свободный вечер мы пригласили их к себе на ужин.
Поначалу чувствовалась некая скованность – всё же знакомы были только шапочно. Но вскоре инициативу взял в свои руки Юрий Владимирович. Когда дело дошло до супчика, он рассказал, а точнее сыграл мизансценку, как известного актера-комика Сергея Филиппова однажды пригласили на обед в одну интеллигентную ленинградскую семью.
В качестве первого блюда сервировали бульон с целиковым сваренным вкрутую яйцом. Далее было изображено, как Филиппов с ним «боролся», три раза выкидывая его из тарелки «за борт». Концовка содержала в себе ненормативную лексику. Описать эту сценку невозможно, но, поверьте, мы от хохота скатились под стол. А затем последовала целая серия знаменитых никулинских анекдотов. Атмосфера полностью разрядилась, и вскоре мы выпили на брудершафт и перешли на «ты».
Разумеется, в часы досуга мы возили вновь приобретенных приятелей по парижским достопримечательностям. И вот как-то дело дошло до робкого вопросы с их стороны: а вот на этот самый знаменитый стриптиз нельзя будет взглянуть? Организуем – был наш ответ. В отличие от моей первой неудачной попытки познакомиться с подобными заведениями, мы к тому времени уже хорошо знали, куда можно сходить и как сэкономить на напитках.
Вот как выглядел этот наш поход. Поехали мы не на Пигаль, а в один из переулочков недалеко от Елисейских полей в известное нам, назовем его условно, кабаре. Просторный зал человек на сто, а то и больше, уютная обстановка. На сцене небольшой оркестр, исполняющий музыкальные номера. Все весьма пристойно, но все же через каждые десяток минут появляются девушки в красивых нарядах, а покидают подиум уже без оных.
Заход наш в данное заведение происходил следующим образом. Под наброшенным палантином на груди Ёлки Кио (а бюст у нее был достойный) была размещена полуторалитровая бутылка коньяка. Приобнявши Ёлку, я поддерживал ее (то есть бутылку) снизу, чтобы не выпала. Быстро зашли в зал, заняли столик, под который незамедлительно был помещен коньяк. Заказали две бутылки шампанского (нас было девять человек), какие-то орешки и солененькое печенье.
Этого было достаточно, чтобы к нам больше не подходили. Разлили в бокалы немного шампанского, а когда в зале гас свет – на время раздевания девушек, плескали в него немного коньячку. Все шло тихо-мирно до тех пор, пока женщина-конферансье не вышла на сцену с объявлением: «Внимание, дамы и господа, сейчас для зрителей будет проводиться конкурс. Желающих прошу подходить сюда и дирижировать оркестром. Лучшему дирижеру будет вручен приз».
После некоторой паузы два-три человека по очереди выходили к оркестру и пытались весьма неумело дирижировать. Особого веселья это ни у кого не вызвало. И вдруг неожиданно ведущая направляется к нашему столику: «Тут, я вижу, собралась веселая компания, вы откуда будете, мсье-дам (так сокращенно на французском обращаются к дамам и господам)?» – «Из Польши», – незамедлительно ответил я. «Замечательно, давайте попросим кого-нибудь из наших польских друзей тоже выйти и подирижировать».
Мы попытались отвертеться, но ведущая от нас не отвязывалась: ну я очень вас прошу. Ну что было делать? «Давай, Юра, выручай!» – обратились мы к Никулину. Тот поначалу тоже отказывался, но потом все-таки сдался и встал из-за стола. Одет он был в строгий темно-синий костюм, белую рубашку, галстук, тщательно причесан.
И вот, повернувшись к публике спиной, он направился к сцене. На ходу передернул вкривь пиджак, растрепал волосы, а затем взял в руки дирижерскую палочку. Профессионально постучал по пюпитру, что сразу вызвало взрыв смеха в зале. Юрий Владимирович испуганно вздрогнул и обернулся к залу. Все ахнули: только что видели элегантного подтянутого мужчину, а сейчас на них смотрел хорошо известный нам (но не им) Балбес из популярных кинофильмов. Смех перешел в хохот. Следуя его ритму, Юра начал дирижировать. Наверное, это было не такое уж и трудное задание даже для студента какого-нибудь театрального вуза. Так что же тогда говорить о Никулине!
После того как он закончил свой экспромт и вернулся за столик, все еще задыхающаяся от смеха ведущая сказала: «Дамы и господа, вы понимаете, что на этом выступлении конкурс завершается – никто и близко не сумеет подойти к мастерству нашего польского друга». Вскоре после этого Никулину был вручен довольно скромной приз – большая цветная фотография нашей компании, сделанная «Полароидом» (тогда это была редкость, а сегодня подобной «архаики» уже не существует), вставленная в картонную рамку, на которой мы все поставили свои подписи.
Перед Рождеством на бульварах, идущих от площади Пигаль, устанавливаются различные павильоны, аттракционы и прочие увеселительные заведения. Как-то поздним вечером мы повезли туда наших цирковых приятелей. Развлекались, как могли, иногда с детским задором. В частности, катались на маленьких машинках (на два человека каждая – я сидел с Татьяной Никулиной), по бокам обитых толстым слоем плотной резины. Сделано это было потому, что задачей ездоков было протаранить или, наоборот, увернуться от соперников. Иногда столкновения были довольно сильными, настолько, что во время одного из них у Татьяны слетел с головы парик. Она сначала несколько смутилась, но быстренько подобрала его и водрузила обратно на голову.
Слегка утомленные всеми забавами, мы вернулись к месту, где стояли наши машины. Было уже поздно и весьма холодно. Кто-то высказал пожелание: хорошо бы сейчас для согреву принять по глоточку чего-нибудь горячительного. «Да нет проблем! – сказал Виталий Юденков. – У меня в багажнике для такого случая припасена бутылочка». Извлек он ее, а потом с досадой сообщил, что никакой питейной посуды нет, так что придется хлебнуть из горла.
Метрах в двадцати от нас стоял павильончик с прохладительными напитками, конфетами и прочей съедобной мелочью. За прилавком сидела очаровательная кукольная старушка – с тщательно уложенными седыми кудрями и раскрасневшимися от холода щечками. «Подождите минуточку», – сказал Никулин и отправился к ней.
Далее для нас была разыграна очередная маленькая антреприза. Мне очень трудно описать ее – эту сценку надо было видеть. Юра подошел к старушке и, лучезарно улыбаясь, сказал, естественно, по-русски: «Добрый вечер, мамаша, извините, пожалуйста, а стаканчик у вас позаимствовать можно будет (их перед ней стояло несколько штук)?» Та растерянно пробормотала по-французски: «Пардон, мсье, кеске ву вуле (что вы хотите)?» «Да стаканчик, мамаша», – продолжал тот. Не дождавшись ответа, взял один и вернулся к нам.
«Вот – наливайте, не из горла же действительно пить!» Послушно мы по очереди маханули грамм по сто. После чего Никулин отнес стакан обратно к оторопевшей продавщице, тщательно пару раз стряхнул его и проникновенно сказал: «Спасибо, мамаша!»
Мы корчились от хохота, а старушка осталась в полном ступоре.