На следующий день «Москвичонок» пригнали в посольство, а Юра Мусиенко вызвал соответствующих агентов. Те осмотрели наше автостроительное достижение и сказали: ну, хорошо, мы можем забрать его, и это будет вам стоить, учитывая наши дружеские отношения, не дороже пятисот франков. Но нам нужна была бумага о продажной цене авто. Французы были в ступоре: ну мы же назвали – «минус» пятьсот франков. В конце концов Юра все же уговорил их выдать «купчую» на двести франков, клятвенно заверив, что не обманет и не потребует совершить подобную сделку. Бюро АПН получило официальное заключение и сообщило, что автомашина продана сотруднику посольства за в два раза более высокую сумму – четыреста франков. Подобная цена была пригодна даже для меня. Правда, обмывая подобное приобретение, пришлось потратить почти половину ее стоимости.
На этом «Москвиче» я проездил в Париже пару лет, а затем еще и в Москве год-другой. А история с ним произошла следующая. После ухода с поста шефа протокола и перехода в группу культуры я переехал из посольства в один из жилых домов на улице Прони. В нем, кстати, помимо квартир для сотрудников, размещался и офис того самого бюро АПН.
Перед зданием было выделено с десяток мест для парковки наших автомобилей, которыми и я пользовался. Но однажды вечером, вернувшись с работы, обнаружил, что все они заняты. Пришлось покружиться по соседним переулкам, пока не нашел «дырочку», чтобы приткнуться. А утром мои коллеги выходят из дома и видят, что все их машины из пульверизатора расписаны несмываемой краской надписями антисоветского содержания.
Это уже был политический скандал. Обратились с соответствующим демаршем в МИД. Там его поизучали, а затем ответили: приносим извинения, а автомашины отправьте на перекраску – все расходы будут покрыты за счет французской стороны. Все так и сделали, выбрав, разумеется, самую солидную мастерскую. У пострадавших машинки потом блестели как новенькие. А я, сначала порадовавшись, что так удачно не припарковался у дома, затем горько сожалел – моему-то «Москвичу» такая перекраска была бы весьма полезна.
Ну а теперь, заключительная «страховая» история, после которой читатель, как и я сам, сможет облегченно вздохнуть. Перебор, наверное? Но что делать – ведь забавно. После приезда посла Абрасимова появился у нас новый сотрудник – очередной «дипломат» в должности атташе, но по хозяйственным вопросам. До назначения в Париж он работал помощником, как он сам признавался, по «блатным квартирам» у вечного градоначальника Москвы Владимира Промыслова (тот возглавлял Моссовет двадцать три года).
Неплохой оказался мужик Иван Карпов, без гонора, общительный, в дела никакие активно не лез, но и вреда особого не приносил. Мы с ним вскоре были уже на приятельской ноге: Юра – Ваня. В порядке исключения посол выделил ему служебную автомашину – старенький «Москвич» 407-й модели. Когда я поинтересовался, какие у него водительские навыки, то он честно признался: да практически никаких. Перед отъездом позвонил в ГАИ, чтобы ему выправили права, да взял несколько уроков практической езды. «Ты начинай поосторожней, – рекомендовал ему я, – здесь трафик крайне сложный, так что будь повнимательней».
Ваня, конечно, старался, но получалось у него неважнецки. Даже во дворе посольства он умудрился пару раз зацепить стоявшие там автомашины (одна из них принадлежала Надежде Петровне Леже), да и еще несколько раз попадал по своей вине в мелкие ДТП. В страховой компании начали понемножку нервничать, но и представить себе не могли, какой «сюрприз» им готовится.
В Париж с очередным визитом прибывал Владимир Федорович Промыслов (он только при мне посещал его трижды). Персона высокая, так что протокольная программа, начиная со встречи в аэропорту, – по полной выкладке. Понимая, что Карпов обязательно захочет лично поучаствовать в церемонии при прилете, пусть и не в официальном качестве, я предложил ему поехать со мной. Но тот отказался: «Да нет, я тронусь пораньше, своим ходом, так что не беспокойся».
Далее идут разъяснения. Посольство располагалось на улице Гренель с односторонним движением, которое шло в направлении с правой от выезда из ворот стороны. То есть, у водителей, проезжающих по ней, был тот самый уже упоминаемый «правый приоритет». Идя нам навстречу, городские власти установили напротив наших ворот постоянный пост автоинспектора. Как только он видел, что ворота открываются, незамедлительно поднимал свой жезл и перекрывал движение. Так было всегда – с раннего утра и до поздней ночи.
Но иногда инспектор на минутку отлучался, скажем, «руки помыть». Так и произошло в тот день. Ваня Карпов на своем «Москвиче» лихо выехал из ворот, а по улице быстро мчался новенький шестидверный «Мерседес». В ту пору в Париже таких практически и не водилось (не нынешняя Москва, чай). Я из своей приемной услышал резкий звук скрипящих тормозов и последующего удара. А затем раздался звонок испуганного дежурного коменданта: Михалыч, беги скорее сюда, тут такое случилось.
Я быстро выскочил на улицу и увидел весьма впечатляющую картину. Карпов протаранил «Мерседес» в середину корпуса и прогнул его в виде буквы «Г». А потом, когда его «Москвич» занесло, умудрился еще добавить и по капоту. К счастью, пассажиров в «Мерседесе» не было, а оба водителя отделались шоком и синяками. Шикарный лимузин восстановлению не подлежал, и наша страховая компания, хоть и достаточно солидная, чуть не прогорела, компенсируя владельцам его стоимость. Москвичонок же наши умельцы даже не отдали в мастерскую, а выправили вмятины своими силами. Карпову, правда, его не вернули, запретив ему впредь садиться за руль.
Всё – с автомобильными историями закончено. Возвращаюсь к паре своих коллег, с которыми мне приходилось тесно сотрудничать практически ежедневно. Речь идет о завхозе Льве Черникове и поваре Александре Ивановиче Курочке. Оба они довольно быстро стали моими добрыми приятелями.
Лева Черников к тому времени находился в Париже около двух лет, а до этого работал у Валериана Александровича Зорина в постпредстве при ООН. По образованию инженер, он стал докой во всех хозяйственных делах, включая обслуживание протокольных мероприятий. За ним числились два склада: один – винно-продуктовый (напитки в нем были представлены в полном ассортименте, а вот из продуктов в основном черная икра, присылаемая из Москвы), и второй – с подарочным фондом.
Каждое утро Лева приходил ко мне за указаниями, что и когда ему надо будет выдать с первого склада. Так, например, когда посол принимал иностранцев, то к чаю или кофе практически всегда подавались канапе с икрой. Я также информировал его, какой текущий прием или обед у нас в ближайшее время будет, на сколько человек, в каком зале, какие и в каком количестве понадобятся напитки. Про госприем 7 ноября и парадные приемы для визитеров высшего уровня я уже и не говорю: они готовились заранее, и дел у нас обоих было выше крыши.
С подарочным фондом возни было меньше, но и в него периодически надо было заглядывать, подбирая по указанию посла тот или иной сувенир, когда этого требовали обстоятельства. Но было и одно исключение – новогодние подарки. Я готовил послу список людей, которым предполагалось направить подарки (более сотни человек), с предложением кому что вручить. После утверждения наша приемная (другого помещения не было) превращалась на несколько дней в большой упаковочный цех. Лева заворачивал подарки, а я приклеивал к ним соответствующие открытки с праздничными поздравлениями от посла.
Была у Левы Черникова еще одна «служебная нагрузка», исполнять которую я ему помогал в качестве переводчика. У него имелась карточка с двадцатисемипроцентной скидкой в один из шикарнейших парижских магазинов «Галери Лафайет». Предназначалась она не для его личных закупок (хотя он, разумеется, и мог это делать, да и делал для себя и своих друзей), а для похода туда по указанию руководства с высокопоставленными гостями из Москвы. По окончании срока перед возвращением в Москву выступил он со следующим предложением к Зорину: давайте я передам скидочную карточку в «Лафайет» не моему сменщику, а Котову. Он все равно всегда меня туда сопровождал, все там знает. Наверное, так будет практически удобнее. Посол слегка поколебался, но затем согласился. Так я на оставшиеся несколько лет стал обладателем «высокой привилегии».
Ежедневно общался я и с поваром – Сашей Курочкой. Он приехал уже при мне и сменил своего коллегу по фамилии Чикин («чикен» по-английски – «цыпленок»). Последний, кстати, при отъезде сказал мне: «Устал я, Юра, от должности посольского повара, больше в загранкомандировки не поеду – во всяком случае, до того, как послом станешь ты». Послом я в конце концов стал, а вот следов Чикина к тому времени обнаружить уже не смог. Короткое шутливое добавление к фамилиям «сменщиков» – почти в то же время в Париж прибыл новый представитель «Совэкспортфильма» Миша Шкаликов – на замену Рюмкину. Вот так «повышался уровень» назначенцев во Францию!
Саша Курочка был одним из лучших поваров страны – серебряным лауреатом всесоюзного конкурса. «Вообще-то я должен был взять золото, – рассказывал он, – но малость похулиганил, за что и лишился его». Для меня было большим удовольствием посмотреть, когда выдавалась свободная минутка, какие чудеса он творит на кухне, с какой невероятной скоростью разделывает всю продукцию, как, например, одним мановением ножа из свеклы получается роскошный цветок розы.
И с Черниковым, и с Курочкой мы продолжали встречаться и по возвращении в Москву. Лева, в частности, помогал нам с разными практическими заботами во время ремонта квартиры. Саша Курочка одно время работал заведующим производством ресторана на верхотуре Останкинской башни. Ранее мне однажды удалось побывать в нем, сопровождая наследного принца, а впоследствии короля Непала Бирендру (сам я тогда был заместителем заведующего отдела Южной Азии). Ресторанная кухня оказалась не слишком впечатляющей, но вот открывающаяся с высоты панорама Москвы была поразительной.
Поэтому, когда несколько лет спустя я узнал, что «начальником» там стал Курочка, то позвонил ему и попросил забронировать столик уже для нашего частного визита туда вместе с женой. После долгого подъема на лифте добрались до ресторана. Полюбовались великолепным видом и прошли к забронированному столику, на котором уже были расставлены обильные закуски и соответствующие напитки. На мой удивленный вопрос – откуда все это? – последовал ответ: так распорядился Александр Иванович. К десерту появился и он сам лично – в огромном белоснежном поварском колпаке, коим привел в восторг мою жену. Посидел с нами недолго, а на прощание сказал, что за ужин платить не надо: «Всё за счет заведения». Мой буйный протест по этому поводу был оставлен без внимания.