– Я заметил это в ту первую ночь, когда мы с тобой были вместе. Всегда остаются следы. Над тобой издевались?

Я пытаюсь выдернуть руку, но он не дает. Он держит меня ласково, но крепко и медленно проводит пальцами по моим шрамам. От его прикосновений внутри разбегаются мурашки, точно тысячи крошечных насекомых копошатся под кожей.

– Я еще раньше хотел с тобой поговорить – после того, как мы побывали на могиле твоей матери, но потом пропала Элли – и стало не до того… И я понимаю, почему ты пыталась все скрыть, но тебе нечего стыдиться. И этих шрамов тоже.

Нет, думаю я. Нет. Все это произошло уже после того, как я сбежала.

– Не надо.

– Многие жертвы насилия сами себя калечат. Это совершенно…

– Я себя не калечила, я просто обварилась. Кипящим супом.

Он внимательно смотрит на меня. По глазам я вижу, что он не верит.

– Ты разговариваешь во сне. Знаешь об этом?

Мне вспоминается мой бывший парень. Он находил это забавным. Ты просто не затыкаешься, сказал он однажды. Постоянно бормочешь что-то себе под нос, как будто с кем-то препираешься.

– Ты все время повторяла ее имя. Дейзи.

Я киваю. Молча. Да, не зря, видимо, все-таки говорят, что все тайное рано или поздно становится явным. Все пропавшие действительно всегда отчаянно пытаются найтись.

– Ты же никому не расскажешь?

Он обещает не рассказывать, но мне почему-то не очень верится. Возможно, я опоздала и он уже с кем-нибудь поделился.

– От меня не надо было скрывать, – говорит он.

Я подаюсь к нему. Очень хочется ему верить. Хочется, чтобы он обнял меня и притянул к себе. Хочется надеяться, что кто-то может любить меня просто так, не требуя ничего взамен. Но я не думаю, что смогу.

Он внимательно смотрит на меня, склонив голову набок. На его губах застыла печальная полуулыбка сострадания, которая, однако, не отражается в глазах.

– Можешь мне доверять.

Я не знаю, что сказать. Не знаю, как дать ему достаточно, не отдавая всего целиком. В этом-то и беда. Я так не умею.

– Ты мне нравишься, – говорит он. – Очень.