— Нулевая! Напомни курсантам правила нахождения на террасах, — громко приказывает Редженс, резко спустив нас с небес на землю. Кейт, которая наверняка так же находится под впечатлением, на секунду теряется, и Кейн с гадкой ухмылочкой недвусмысленно кладет руку на рукоятку хлыста.
Собравшись, Кейт начинает декламировать правила, все курсанты смотрят на нее, отвлекшись от умопомрачительного пейзажа впереди. Проговорив семь или восемь “нельзя”, подруга замолкает с растерянным выражением на лице, видимо, что-то она все-таки забыла. Лекс сплевывает жвачку в водосток, за что получает от Кейна подзатыльник.
— Запрещено выкидывать мусор в водостоки и с края террасы, — тут же вспоминает Кейт последнее правило.
Поняв, что произошло, Кейн дополнительно пинает Лекса по ноге, так что тот падает и с размаху врезается головой в ограждение.
— Сели все! — командует Редженс и курсанты поспешно кучно рассаживаются по скамейкам, в два ряда расположенным вдоль края террасы. Мы с Лексом отползаем в сторонку и садимся на пустую. Те, кто из обслуги, в основном усаживаются с другой стороны.
Проследив за рассадкой, Кейн и Редженс садятся позади нас. Дальше ничего не происходят, все тихо и спокойно наслаждаются солнышком и синтезируют витамин D. От скуки не иначе офицеры начинают пинать нашу скамейку. Мы как будто снова в школе, причем в младшей.
Лекс к этому времени растерял уже большую часть своего гонора и начинает зеленеть. Ладонью он прикрывает ушибленный висок. Так понимаю, ударился он сильно, и эта тряска ему не помогает. Жестом предлагаю ему пересесть, но Редженс рявкает на нас сзади.
— Да прекратите уже! — не выдерживаю я.
Кейн поднимается, чтобы принять свои неадекватные меры, но видит, наконец, что Лексу фигово, и сменяет гнев на милость. Ругаясь, он обходит скамейку.
— Что ж вы, с нулевого, все такие неуклюжие! — ворчит он. — Мышь утюг себе на ногу роняет, щенок башкой бьется.
— Это ты его толкнул! — напоминаю я сердито. — То есть вы.
— Мышам слова не давали! — рявкает Кейн. — Вставай, щенок, пошли. — Он рывком поднимает Лекса с места и, так и быть, ловит, когда тот пытается свалиться на пол.
— У вас тоже была кличка, когда вы учились? — интересуюсь я, параллельно удивляясь, почему вопросы из меня так и вылетают. Очевидно минуя какие-то важные структуры мозга. Может быть, они атрофировались из-за той таблетки, которую я случайно проглотила в подземном клубе?
— Была, — неожиданно мягко отвечает Кейн.
— Отгадаете какая, дадим послабление вашей подружке, — предлагает Редженс.
— Ублюдок? Извращенец? — предлагает варианты Лекс.
— Нет, — лыбится Кейн, — но раз уж ты сегодня стукнутый, дам еще один шанс. Подумайте как следует, — он тащит Лекса на выход, но по пути оборачивается ко мне: — А вопросы эти я тебе еще припомню.
6
Прямо с утра замечаю, что действие волшебной таблетки все-таки закончилось, и ощущение пофигизма и бесшабашности окончательно выветрилось. Соответственно весь день тщетно собираюсь с духом у кого-нибудь что-нибудь спросить о Лексе, но так и не решаюсь. Можно было бы поинтересоваться у его соседа по комнате, стоящего на раздаче в столовой, или у второго посыльного, который с хмурым видом показывается то тут то там, или в конце концов у Ристики, которая обычно в курсе всех местных сплетен. В итоге весь вечер просиживаю на столе возле входа на склад в ожидании Кейна, чтобы тоже у него ничего не спросить. Хотя вообще-то и нельзя у него ничего спрашивать — таковы правила, но совсем недавно такие неправильные вопросы выскакивали из меня без проблем. Мне очень этого не хватает.
То и дело кто-нибудь заходит, забирая свое постиранное белье или сгребая сразу несколько стопок для себя и для товарищей. Кейн же появляется почти перед самым отбоем. Я смотрю, как он лениво подходит к стеллажу, и грустно вздыхаю.