Он посмотрел на меня с нежностью.
– Много всего.
День был прекрасным, я избавлялась от тяжкого груза, отвлекалась от мрачных мыслей, радовалась жизни и чуть свободнее дышала. Наше существование снова налаживалось… Мы оба получили по сообщению от Ноэ, когда он вышел с философии, уверенный в успехе.
Ноэ продолжал сдавать экзамены. Когда не готовился, то тусовался с друзьями. И встречался с Жюстиной – по крайней мере, так я себе это представляла. Он бывал дома за завтраком, обедом и ужином, и я считала, что мне уже повезло. Тем более что он со мной разговаривал. Ни о чем серьезном, но все же называл темы экзаменационных работ, признавался, что боится провалить математику, рассказывал, как они собираются праздновать окончание экзаменов и объявление оценок, хоть это еще не скоро. Следуя своему изначальному решению, он ни разу не заговорил о Николя, и для меня было тайной, созваниваются ли они, держит ли он его в курсе своих дел и даже есть ли у них совместные планы на каникулы. До меня не доходила ни одна новость из Сен-Мало. Возможно, Ноэ поставил свои условия. Только от него зависело, как он распорядится своей жизнью и как будут развиваться события в ближайшее время. Может статься, конечно, что ему хватило одного телефонного звонка, но я была не настолько наивна, чтобы в это верить.
Обыденное, рутинное общение с сыном помогало мне не давать волю тоске по Пакому. Каждый вечер я перечитывала его письмо, а потом прятала под подушку. Паком хотел защитить нас от себя и от терзающих его соблазнов, а еще – дать шанс Ноэ и Николя. Это был благородный порыв, так характерный для Пакома. Но как же я, что у меня осталось от него, от нас? Воспоминания, придуманная история. Он помог мне почувствовать себя свободной, подтолкнул к правде, но заставил страдать. Вопреки всему, что он мне написал, я продолжала ждать, не могла окончательно распроститься с надеждой, не могла смириться с мыслью, что он никогда не материализуется внезапно у нас на пороге. Или не позвонит мне и не попросит подняться к нему на крепостную стену. Он говорил, что не может жить без Сен-Мало, без своего вида из окна. Я цеплялась за мечты, за химеры, которые сама же и создавала – не для того, чтобы уснуть, а чтобы успокоиться, убедить себя, что когда-нибудь снова смогу дышать благодаря ему.
Воскресным утром, накануне объявления результатов, Ноэ все время крутился вокруг меня. У него были усталые глаза, вечером он уходил и пришел совсем поздно. Наконец он собрался с духом и спросил, можем ли мы пойти на обед к бабушке и дедушке.
– Я их не видел с моего возвращения. Как ты думаешь, Анна и Людовик придут?
Несколько мгновений я бормотала что-то невнятное. Он шел навстречу родным, это невероятно.
– Послушай… я им позвоню. Полагаю, они подпрыгнут до потолка, они очень по тебе скучали.
Он насупился. Я отпустила вожжи.
– Это не упрек, честное слово, извини меня.
– Да ладно, мама.
Он скептически хмыкнул, и мое сердце на секунду замерло – он вдруг стал таким, каким я его знала еще совсем недавно: высоченным, но наивным подростком.
Как я и предполагала, все с готовностью откликнулись на предложение Ноэ. По дороге к родителям он все время жестикулировал и явно сильно нервничал в преддверии встречи с родственниками. Я мысленно поблагодарила их, поскольку, когда мы приехали, они повели себя абсолютно естественно. Отец возился со своими клумбами. Как только мы вошли, он позвал Ноэ и попросил помочь перенести стол в сад, чтобы обедать на свежем воздухе. Мама прибежала в фартуке, торопливо расцеловала внука, словно он тут был только вчера, и отругала папу по какому-то дурацкому поводу. Людовик, проверявший велосипеды для дневной прогулки, приветственно помахал Ноэ, а Анна выскочила во двор, неся поднос с тарелками и приборами.
– Ноэ, я занята, поздороваемся потом, – подмигнула она ему.
Мои племянники и племянницы притащили для всех аперитивы и спросили Ноэ, как он собирается зажигать после объявления результатов. Ровно так же все было бы, не случись в нашей жизни потрясений. Сколько времени я уже не видела такой улыбки на лице сына? Я была счастлива и в то же время грустила. Ноэ простил их, это был серьезный шаг с его стороны, я радовалась за родителей, которые лишь подчинились безумию дочери, рискуя потерять внука. Их вины, как и вины моей сестры, не было ни в чем. Чего не скажешь обо мне. Чуть заметный прогресс едва наметился, однако Ноэ все еще не простил меня и держал в стороне от своей жизни и своих планов. Он избегал любого физического контакта со мной, ни разу не поцеловал в щеку. Он так старался сохранить дистанцию, что я даже не слышала его запаха – только если в отсутствие сына засовывала нос в его шкаф.
Во время традиционной велопрогулки мужчин я слушала, как мама и Анна радуются возвращению Ноэ, и держала себя в руках, стараясь не испортить им настроение.
– Как там Поль? – спросила сестра.
Я просияла.
– У него все в порядке, все хорошо, во всяком случае, по моим наблюдениям… Ему тоже было нелегко в последнее время.