В стихотворении «К Двине» поэт разрабатывает один образ, но проводит его во всех строфах, через всё произведение. Обращаясь к реке, текущей с юго-востока на северо-запад, Джалиль пишет:
Не отчаяние говорит в поэте. Он полон мужества, но у него нет возможности открыто вступить в бой:
Словами о том, что он хотел бы плыть в военной грозе, поэт тесно сплетает эту строфу с первой. В третьей строфе он опять обращается к центральному образу стихотворения:
Так поэт достигает экономности образного рисунка, его целенаправленности. С каждой строфой он раздвигает горизонты, даёт новую пищу для размышлений, но продолжает концентрировать внимание на одном образе, добиваясь его выразительности, запоминаемости, действенности.
Лаконичность образного рисунка очень ярко проявилась в стихотворении «Палачу». Оно состоит всего из двух строф.
От мужественных слов пленника, обращающегося к своим часовым, охранникам, веет неукротимым стремлением к свободе:
И сразу же на смену ярости и гневу приходят слова мольбы:
Один образ, использованный в обеих строфах, даёт возможность выразить резко контрастные чувства.
Вообще многие лирические стихи моабитской тетради построены на контрастном сопоставлении. Так, первые две строки во всех строфах стихотворения «Последняя песня» создают широкую картину вольного мира, света, солнца; последние рисуют страшную жизнь Джалиля в тюрьме.
Противопоставление подчёркивает всю глубину, всю силу переживаний лирического героя. Ограниченность ассоциаций, лаконизм деталей не мешает широте передачи главной мысли стихотворения.
Единство замысла, вдохновенная простота изложения — приметы огромного мастерства поэта. Поэтому в «Моабитских тетрадях» много прекрасных творений. Ведь каждое стихотворение могло стать последним.
Очень часто стихи лишены всякого рода сравнений, сопоставлений, эпитетов. Вот строки стихотворения «Осуждённый»:
В последних двух строках прекрасная переводчица Т. Ян допустила неточность. У Джалиля нет «кипевших» слёз. Поэт пишет проще: «Он не плачет, последние слёзы его давно уже высохли...» Констатация нескольких фактов: объявление приговора, реакция на него человека. Говорится о привычном горе, поэтому строки мерные, внешне спокойные.
Стихотворение рассказывает об осуждённом как бы со стороны, в третьем лице. И это «стороннее» изображение естественно включает лапидарную пейзажную картину:
Тишина и безмолвный свидетель — луна делают это горе зримым. Последнее двустишие вновь говорит о переживаниях заключённого, но не повторяя, а уточняя их:
Круг размышлений приговорённого, круг, неизвестный нам, не показанный поэтом, размыкается только в одном месте. Как видим: всё обращено к воображению читателя, требует от него работы сердца, разума. В стихотворениях Джалиля всегда много воздуха, много пространства.
Говоря об искусстве поэта-лирика, состоящем в умении показать естественное развитие мысли, чувства, закрепить его или в строго отобранной ассоциативной образной группе, или в одном образе, нельзя не отметить, что это искусство опирается на главное: на глубину и значительность лирической темы, авторской мысли, чувства. Иногда самая, казалось бы, маленькая деталь вдруг обнаруживает огромную глубину подтекста, значительность идеи стихотворения.
В стихотворении «В день суда» есть следующие строки (заключённых выводят из камер, выстраивают):
Тут читатель сразу вспоминает древний образ Антея, хотя поэт и не говорит о нём. И эта ассоциация не случайна. Человек — сын земли, наследник вековых гуманистических традиций своего рода.
Сила, глубина и сдержанность чувств, безукоризненное развитие мысли, ощущение современности сочетаются у Джалиля с ритмической и звуковой организованностью, отделанностью рифмы. Каждое лирическое стихотворение требует, по существу, особого разбора.