Вернулся б джигит, да дорога кружит, Дорога б открылась, да горы встают. Не горы — преграда, а орды врага, Несметные орды пройти не дают. (Перевод К. Арсеневой)

Но за традиционной символикой легко угадывается лирический герой Джалиля, тоскующий по родине, идущий к ней трудным кружным путём, одолевая врагов, стоящих между ними.

То же сближение фольклора с сегодняшним днём можно видеть и в большом стихотворении «Праздник матери».

Три сына, выращенные матерью, вылетели из родимого гнезда: они ушли на войну. Весть первую приносит голубь.

Где старший мой? Где сердца утешенье? Он жив ли? Помощь надобна ль ему? — О мать, крепись: твой старший _______________________пал в сраженье, Твой старший сын погиб в Крыму.

Ветер принёс известие о втором сыне:

— О мать, крепись, в сраженье __________________пал твой средний, Для матери не смог себя сберечь. Пока не смолк в груди удар последний, Держал в руке алмазный меч.

От горя мать ослепла. Третье известие о возвращении с победой младшего сына омолодило её. Мать протёрла знаменем глаза и прозрела.

Здесь и волшебные вестники, и повторы, и чудо возвращения зрения... Однако финал неощутимо легко выводит читателя из страны сказок в действительность. Тем более легко, что в стихотворении с самого начала речь идёт о войне.

Я сыновей взрастила, что бессмертье, Погибнув, принесли своей стране. Я с вами праздник праздную... Придите к матери, ко мне! И стар и млад приходят к ней с участьем, Цветы, любовь несут в её жильё. Стремится родина цветущим счастьем От горя исцелить её. (Перевод С. Липкина)

Джалиль не разрушает фольклорной образной системы, не пытается силой приспособить её к современности. Но выражая переживания героя, делает эти образы понятными, современными.

В стихотворении «Волшебный клубок» нарисованы сказочные образы клубка, символизирующие неизведанность дорог, и людоеда-дива — фашиста. Масштабы зла, которое познал Джалиль, невольно заставляют его вспомнить сказки: зверства, которые он увидел, находятся за гранью реальности. Так появляются сказочные мотивы в изображении темницы:

Железные двери, как в сказке. В железе дыра, и в неё Смотрит див ежедневно — Добро проверяет своё. На ста кострах ежедневно Жарят шашлык из людей... И сюда меня чёрная доля Завела от отчизны моей!

Чуткий поэт видит фальшь, неизбежно возникающую при серьёзном сопоставлении дива — и фашиста, видит наивность и психологическую неубедительность этого сравнения. И после строф о диве он восклицает:

Эх, сказки моей бабушки, Тягаться с правдой не вам! Чтоб рассказать о страшном, К каким обращусь словам? (Перевод И. Френкеля)

Создаётся многокрасочное полотно, чрезвычайно далёкое от тех сказок, о которых вспоминает поэт. Поэтому не совсем точен Н. Юзеев, когда он пишет: «Див — один из символических образов татарского народного творчества, воплощающих зло. М. Джалиль очень удачно сравнивает в „Волшебном клубке“ фашистов с людоедом-дивом. Таким способом образы народного творчества, средства выражения сказок в обработке Джалиля превращаются в законные и естественные средства политической лирики, посвящённой большим общественным идеям» ¹. Джалиль не просто сравнивает фашистов с дивом, он вызывает в памяти далёкий образ дива, чтобы показать недостаточность этого традиционного образа — олицетворения злых сил.

В стихотворении «Каменный мешок» Джалиль уподобляет тюрьму мельнице, а камеры — каменным мешкам. Заключённые в эти мешки люди ждут очереди...

Мелет мельница жизнь людей — Громоздятся мешки костей. Жернова её из железа, С каждым днём они всё лютей. Мельник злится, от крови пьян: Не мука — кровь течёт из ран. Жадно пьёт её клоп проклятый — Бесноватый, слепой тиран. (Перевод Л. Шпирта)

В художественной ткани «Каменного мешка», «Волшебного клубка» использованы образные средства фольклора, возникшие как поэтическое переосмысление бытовых, хозяйственных картин, знакомых крестьянину, землепашцу.

Подобные образы (коса смерти и т. п.) есть и в русском народном творчестве. В «Слове о полку Игореве» находим описание битвы как молотьбы:

На Немиге стелют снопы головами, Молотят цепами булатными, Жизнь на току кладут, Веют душу от тела. Кровавые бреги Немиги _______________не добром были посеяны, Посеяны костями русских сынов! ¹

Лирика обогащается эпическими картинами, образами народных сказок и народных бытовых рассказов. Они как бы раздвигают временные рамки произведения, объединяя древность и современность.

Всё богатство фольклора, древней литературы использует поэт. В моабитских тетрадях он продолжает тот синтез речевых форм татарского языка, который был начат Тукаем, Гафури, Рамеевым, Дэрдмендом и продолжен Такташем, Бабичем, Туфаном.

По-новому осмысляются Джалилем арабизмы. Они были в большом ходу ещё в начале века. В советской поэзии арабизмы, фарсизмы, за исключением получивших широчайшее распространение (как «китап» — книга, «гонах» — грех, «тараф» — сторона и т. д.), почти вышли из употребления. В пуристском ажиотаже выбрасывались слова, полные жизни, продолжавшие служить развитию языка. Между тем арабизмы не только являются пережитком феодального литературного языка, не только отражают вековые связи татарской и восточной цивилизации, они существенно обогатили татарский литературный язык, и отказ от них — отвержение всей его многовековой культуры.

Джалиль вводит такие арабизмы и фарсизмы, как «гали» (высокий), «катыйль» (палач), «гамь» (забота), «донья мазасы» (суета мира) и т. д. Включение этих слов глубоко оправданно, так как понятий, полностью совпадающих с ними, в татарском языке не существует. Арабизмы помогли Джалилю выразить сложные явления и понятия, возвышенные чувства.

Арабизмы естественно слиты с просторечными выражениями в стихотворении «Случается порой». Во второй строфе:

Улыбкой гордою опять сияет взгляд. И, суету мирскую забывая, Я вновь хочу, не ведая преград, Писать, писать, писать не уставая. (Перевод С. Маршака)

Арабское «мэгърур» (гордый) сочетается с идущим от религиозно-исламской лексики и ныне вышедшим из употребления «донья мазасы» (суета мира). Однако рядом с ними вполне уместными выглядят слова чисто разговорной лексики:

Убьёте — так убивайте, Сходите с ума от радости, пляшите! Но лишь принесите поэту чернила, Дайте в руки перо! ¹

Просторечные слова уживаются с арабизмами, принадлежащими «высокому» стилю.