Рождение последнего сына стало для меня суровым испытанием. Схватки начались внезапно. Доктора удалось вызвать не сразу, было потеряно время и на поиски акушерки, но даже если бы она оказалась на месте, то едва ли сумела бы успеть к родам. Я вынужден был принять их сам, и вполне благополучно. Мне помогло внимательное чтение книги доктора Трибхувандаса. Я даже не перенервничал.
Чтобы правильно воспитать детей, родители, как мне кажется, должны иметь представления об уходе за ними. Я все лучше понимаю те преимущества, которые дает скрупулезное изучение этого предмета. Мои дети едва ли были бы сейчас такими крепкими, если бы я не приобрел необходимых знаний и не использовал их. Многие из нас продолжают придерживаться ошибочного мнения, что ребенок не способен ничему научиться в течение первых пяти лет своей жизни. Как раз наоборот: дитя не сможет уже научиться тому, что было упущено в эти первые пять лет. Воспитание начинается с зачатия. Физическое и духовное состояние родителей в момент зачатия воспроизводятся затем в ребенке. Далее в период беременности на плод продолжают влиять настроение матери, ее желания, темперамент и, конечно же, ее образ жизни. После рождения ребенок подражает родителям и на протяжении многих лет полностью зависит от них.
Супружеская пара, осознающая все вышесказанное, никогда не вступит в сексуальную связь ради удовлетворения плотского желания. Они сделают это, только испытывая желание зачать ребенка. Я считаю абсолютно неверным мнение, что половой акт является такой же независимой функцией организма, как сон или питание. Само существование мира зависит от процесса размножения людей, а поскольку мир представляет собой игровую площадку Бога и отражение сияния Его славы, рождаемость должна контролироваться для правильного развития человечества. Тот, кто понимает это, постарается любой ценой сдержать свою похоть, мобилизует знания, необходимые для физического, умственного и духовного благополучия потомков, а затем передаст эти знания им.
7. Брахмачарья — I
Мы достигли такого этапа в нашем повествовании, когда я начал всерьез думать о том, чтобы принять обет брахмачарьи. Я вел строго моногамный образ жизни с самого первого дня своей женитьбы, и верность жене стала для меня неотъемлемой частью любви к истине. Но только в Южной Африке я понял, что необходимо соблюдать брахмачарью даже по отношению к собственной жене. Не могу определенно сказать, какие обстоятельства или какая из прочитанных книг направили мои мысли в это русло, но помню, что решающим стало мнение Райчандбхая, о котором я уже писал. До сих пор помню один из разговоров с ним. В нем я похвалил преданность миссис Гладстон свому мужу[65]. Я читал о том, что миссис Гладстон настояла на праве заваривать для него чай даже в палате общин, и это стало настоящим ритуалом в семейной жизни пары, которая во всем отличалась постоянством. Я рассказал об этом поэту и превознес супружескую любовь.
— А что из двух вы цените выше, — спросил Райчандбхай, — любовь миссис Гладстон как жены к мужу или ее преданность и служение ему независимо от родственной связи? Предположим, она была бы ему сестрой или верной служанкой и окружила бы его той же заботой. Что бы вы сказали в таком случае? Разве мы не знаем примеров подобной преданности сестер или служанок? Допустим, у вас был бы такой же преданный слуга-мужчина. Понравился бы вам этот пример точно так же, как пример миссис Гладстон? Подумайте-ка над этим.
Райчандбхай и сам был женат. В тот момент мне показалось, что его слова прозвучали излишне резко, но они заставили меня всерьез задуматься. Преданность слуги была, как я понял, в тысячу раз более достойной похвалы, чем преданность жены мужу. В преданности жены своему мужу нет ничего удивительного, поскольку между ними существует неразрывная связь. Ее верность супругу вполне объяснима. А вот чтобы в отношениях хозяина и слуги была такая преданность, требуются усилия. Позиция поэта становилась все более понятной мне.
Какими в таком случае, спрашивал я себя, должны быть мои отношения с женой? Неужели вся моя верность сводится к тому, что я делаю одну лишь жену инструментом для удовлетворения похоти? Пока я оставался рабом плоти, моя верность ничего не стоила. Должен отметить, что жена никогда не выступала в роли соблазнительницы. Таким образом, мне было бы легко принять обет брахмачарьи, если бы я сам захотел. Препятствиями служили лишь слабость моей воли и жажда плотского наслаждения.
Но даже когда я все понял, я дважды потерпел поражение. Эти поражения объясняются тем, что мои мотивы не были благородными. Я просто решил больше не иметь детей. Еще в Англии я читал о противозачаточных средствах. О движении за ограничение рождаемости, которое поддерживал доктор Аллинсон, я уже упоминал в главе о вегетарианстве. Но если его взгляды захватили меня лишь на какое-то время, то возражения мистера Хилла против подобных методов и его убежденность в необходимости самоконтроля и сосредоточения на внутренних усилиях повлияли на меня гораздо сильнее. Я больше не хотел иметь детей и стал стремиться к самоконтролю. Однако это было непросто. Мы с женой начали спать в разных постелях. Я решил ложиться только после того, как работа, проделанная за день, лишала меня последних сил. Но все эти попытки, казалось, не приносили результатов, и только сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что достиг желаемого благодаря многочисленным неудачам.
Окончательно решиться я смог только в 1906 году. Сатьяграха еще тогда не началась. Я и не думал, что она приближается. Я практиковал в Йоханнесбурге, когда вскоре после окончания войны с бурами случилось «восстание» зулусов в Натале. Я понял, что обязан предложить помощь натальскому правительству. Предложение было принято, о чем я расскажу подробнее в другой главе. Новая работа заставила меня снова задуматься о самоконтроле, и я, по своему обыкновению, поделился мыслями на сей счет с людьми, работавшими вместе со мной. Я понял, что деторождение и последующий уход за детьми несовместимы со служением обществу. Во время «восстания» зулусов мне пришлось отказаться от своего хозяйства в Йоханнесбурге, чтобы полностью посвятить себя службе. Спустя месяц я забросил дом, который прежде с таким старанием обставлял. Жену и детей пришлось перевезти в Феникс, а самому возглавить индийский санитарный корпус при армии Наталя. Нам приходилось совершать долгие и трудные походы, и тогда я осознал, что, если я хочу целиком посвятить себя служению обществу, я должен отказаться от желания не только иметь еще детей, но и зарабатывать больше денег; отныне я должен вести жизнь ванапрастхи[66] — то есть человека, удалившегося от домашних забот.
Подавление «восстания» заняло не более шести недель, но этот короткий период оказался очень важным для меня. Я понял, какую ценность имеют обеты. Понял, что обет не только не становится препятствием на пути к свободе, но и широко открывает дверь, ведущую к ней. До того момента мне не удавалось добиться успеха, поскольку не хватало силы воли, веры в себя, веры в милосердие Бога, и мой ум плавал в безбрежном и бурном море постоянных сомнений. Я осознал, что, отказавшись принять обет, человек невольно поддается соблазнам. Только благодаря обету можно перейти от распущенности к моногамному браку. Заявления вроде «Я верю только в собственные усилия и не желаю связывать себя обетами» — проявления слабости, они выдают подспудное желание оставить лазейку для того, чего следует избегать. В чем заключается сложность принятия окончательного решения? Например, я даю клятву убежать от змеи, которая, как я знаю, собирается укусить меня, и я должен не просто пытаться сбежать от нее. Мне понятно, что всего лишь попытка может означать верную смерть. Простая попытка в данном случае означает пренебрежение тем фактом, что змея действительно намеревается убить меня. Таким образом, то, что я ограничиваюсь лишь попыткой, показывает, что я не до конца осознаю необходимость реального действия ради спасения. «Но предположим, что в будущем мои взгляды изменятся. Как в таком случае я могу связывать себя клятвой?» Подобное сомнение часто удерживает нас. И оно же выдает отсутствие ясного понимания того, что от определенных вещей можно отречься навсегда. Поэтому Нишкулананд пел:
8. Брахмачарья — II
После долгих и зрелых размышлений я дал обет в 1906 году. Причем до того я не обсуждал это с женой и посоветовался с ней непосредственно перед тем, как принять обет. Она не возражала, но мне самому было очень сложно решиться. Мне недоставало сил. Смогу ли я сдержать свои страсти? Прекращение всяких плотских сношений с собственной женой казалось тогда чем-то крайне странным. Но я ринулся вперед с верой в поддержку Бога.
Сейчас я оглядываюсь назад на эти двадцать лет, прошедшие со времени принятия обета, и чувствую удовольствие и удивление. Более или менее успешное воздержание длилось с 1901 года. Но чувства свободы и радости, которое я познал после принятия обета, я не испытывал до 1906 года. Прежде я был уязвим, мог поддаться соблазну, теперь же клятва стала надежным щитом от любых искушений. Все новые возможности брахмачарьи открывались передо мной день за днем. Обет был дан, когда я находился в Фениксе. Как только меня освободили от службы в санитарном корпусе, я направился в Феникс, а оттуда собирался вернуться в Йоханнесбург. Примерно через месяц после моего возвращения был заложен фундамент сатьяграхи. Мне кажется, что неведомо для меня самого брахмачарья готовила меня к этому, ведь сатьяграха не была спланирована заранее. Она зародилась стихийно, спонтанно. Но я понял, что все мои предшествовавшие шаги вели именно к ней. Я сократил свои домашние расходы в Йоханнесбурге и отправился в Феникс, где и принял обет брахмачарьи.
Я понимал, что неукоснительное соблюдение брахмачарьи ведет к достижению состояния
Но пусть читатель не подумает, что мне было легко, хоть я и испытывал радость от принятия обета. Даже сейчас, когда мне уже пятьдесят шесть лет, я помню, насколько тяжело мне пришлось. Теперь я знаю, что соблюдение обета подобно хождению по лезвию меча: во всякий момент я должен оставаться бдительным.
Контроль над вкусовыми ощущениями чрезвычайно важен для соблюдения обета. Я обнаружил, что, если полностью контролировать свой вкус, соблюдение обета станет легким. С тех пор я проводил свои опыты в области питания не просто как вегетарианец, но и как брахмачари. В результате я понял, что пищи должно быть не очень много, она должна быть простой, лишенной специй и по возможности сырой.
Шесть лет подобных экспериментов показали, что идеальной пищей для того, кто дал обет брахмачарьи, являются свежие фрукты и орехи. Питаясь ими, я забыл о страстях. В Южной Африке не потребовалось никаких особых усилий, чтобы соблюдать обет, пока я употреблял в пищу только фрукты и орехи. Сложности возникли, когда я начал пить молоко. Почему я вернулся к нему, я расскажу читателю чуть позже. Здесь же будет достаточно отметить, что молоко препятствует соблюдению обета брахмачарьи. Однако пусть никто не подумает, что всем брахмачари совершенно необходимо отказаться от молока. Влияние различной еды на брахмачари может быть определено только после многочисленных экспериментов. Мне самому еще только предстоит найти фруктовый заменитель молока, который был бы столь же полезен для мышц и так же легко усваивался. Доктора, вайдьи и хакимы, одинаково безуспешно пытались мне помочь. А потому, хотя я знаю об отчасти возбуждающем действии молока, я не могу пока посоветовать кому-либо отказываться от него.
Для брахмачари важны строгий пост и ограничения в пище. Наши чувства имеют над нами такую власть, что их можно сдерживать, только совершенно изолировав со всех сторон, заперев внутри себя. Общеизвестно, что они лишаются силы без пищи, а потому пост, соблюдаемый ради подчинения чувств, конечно, очень полезен. Но некоторым людям пост ничего не дает. Они думают, что пост автоматически укрепит их, и потому отказывают организму в пище, но мысленно наслаждаются всевозможными кушаньями, постоянно думают о еде и питье, которые смогут позволить себе, когда пост закончится. Такой пост не помогает им контролировать ни вкусовые ощущения, ни похоть. Пост полезен, если сознание выступает союзником голодающего тела, а потому необходимо, чтобы ум испытал отвращение ко всему, чего лишено тело. Именно человеческий мозг является источником чувственности. Пост не всесилен, ведь даже постящийся человек может оставаться жертвой своих страстей. Тем не менее подавление чувственного влечения, как правило, невозможно без поста, который можно считать подспорьем в соблюдении брахмачарьи. Многие из тех, кто пытается следовать брахмачарье, терпят неудачу, лишь потому что хотят распоряжаться своими остальными органами чувств так, как не брахмачари. Их усилия можно сравнить с попытками почувствовать леденящий холод в разгар жаркого лета. А между тем есть существенная разница между образом жизни брахмачари и того, кто им не является. Их сходство обманчиво. Различие же ясно, как солнечный день. У обоих есть зрение, но там, где брахмачари видит Божественную славу, не брахмачари видит пустоту окружающей его жизни. У обоих есть слух, но там, где первый слышит хвалу Богу, второй слышит непристойности. Оба не ложатся спать допоздна, но один посвятит время молитвам, а второй потратит его впустую на грубые и буйные увеселения. Оба питаются, но первый делает это только для того, чтобы содержать в чистоте Божий храм внутри себя, а второй предается чревоугодию, превращая священный сосуд в вонючую сточную канаву. Эти два человека словно бы живут на противоположных полюсах, и расстояние между ними не сократится, а увеличится с течением времени.
Брахмачарья означает контроль над чувствами в мыслях, словах и делах. С каждым днем я все больше понимал, как необходимы ограничения, описанные выше. Пределов возможностям отречения нет, как нет предела возможностям самой брахмачарьи. Истинной брахмачарьи невозможно достичь, приложив простое усилие. Для многих она и должна оставаться недостижимым идеалом. Человек, искренне стремящийся к брахмачарье, будет всегда осознавать свои недостатки, будет искать их корни, чтобы избавиться от них. И пока мысль не полностью контролируется силой воли, истинная брахмачарья отсутствует. Невольная мысль есть страдание ума, и укротить эту мысль значит укротить ум, а это гораздо сложнее, чем укротить ветер. И тем не менее Бог внутри человека помогает ему контролировать себя. Это не невозможно лишь потому, что трудно. Это великая цель, поэтому неудивительно, что нужно приложить великие усилия, чтобы достичь ее.