– Ушёл.
– Куда он мог уйти? – Саша всё ещё не верит. – Я всё везде просмотрел. С моей стороны следа нет.
Он спрашивает у двух Вить, которые стоят над нами:
– Нет выходного?
– Да нету же, нет ничего, – отвечают те почти одновременно.
И тут я вижу, что след уходит в реку. А это значит, что медведь стряхивает куржак и снег с кустов уже на той стороне. Саше этот след не был виден сверху.
Оба Вити спускаются к нам. Мы обследуем лёжку, выясняем, что зверь лежал, судя по всему, здесь долго и ушёл, наверняка, только тогда, когда нас услышал. Сходимся на том, что это произошло, когда мы совещались, стоя на обрыве. Он бы в этом месте, возможно, и зазимовал, не спугни мы его. Место подходящее, пихта очень плотная. Её завалило бы снегом на метр. Вот тебе и берлога.
Ну и ладно! Не больно-то и хотелось! Хоть поволновались – и то хорошо.
Мы, конечно, немного хорохоримся, начинаем разряжать ружья, готовить костерок, чтобы накипятить чайку перед обратной дорогой.
– Ну-ка, товарищ начальник, – говорит мне Витя, – прочисть ствол. Пальни.
Я выбираю прогал между деревьями и кустами на реку, ловлю на мушку небольшую сверкающую льдинку, которую крутит водоворотом, и жму на спуск… Щелчок! А выстрела нет! Осечка!
Я поворачиваюсь к ребятам и вижу их лица. На них написано всё.
– А если бы был медведь? – спрашивает Саша, не глядя на меня.
Воображение начинает рисовать мне картинку за картинкой. Передёрнуть затвор после осечки я, конечно же, не успел бы.
Эх, да что тут говорить!
Я оттягиваю курок и снова выцеливаю льдинку. Грохот выстрела, ледяные брызги, эхо от противоположного берега.
Бывает! За пять лет ни одной осечки, а тут такой подвох. И почему именно сегодня, и почему именно этот патрон?
А если бы он не ушёл, этот шатун?
Последние птицы
Октябрь. Облака серые, плотные мчатся низко – кажется, цепляют верхушки сосен. С севера, откуда рвётся ветер – клик лебедей.