– Такого не будет, – согласился оборотень.

– Пусть этот… – Март мотнул коротко головой в сторону Рэя, – тоже слово даст. Если, конечно, его словам доверять мож…

Блондин переместился, будто призрак, никто и звука издать не успел или движение заметить. Просто раз! – и Март очутился лежащим у меня в ногах на спине, а полукровка навис над ним с перекошенным от ярости лицом. И при этом его голос был ледяным, ничуть не выдающим эмоций.

– Клянусь не обидеть Соню ни принуждением, ни делом, ни словом! А вот тебя это никак не касается. Не прикусишь язык – я тебе его укорочу. С головой.

Рэя отбросило от Марта, вмазав в стену лопатками так, что по доскам стены пошли трещины, но он не кинулся обратно, а просто вернулся на свое место на полу.

На меня накатило чем-то очень похожим на окончательную расслабуху. Ближайшие перспективы были если и не радужны, но сколько-нибудь удовлетворительны, да и кавака во мне уже было многовато, еще и после всех нервотрепок и почти бессонной ночи. Ночи с Рэем. В общем, я пыталась не упустить нить разговора, когда Рунт стал въедливо расспрашивать Марта о каждом столкновении с тварями, но и сама не поняла, когда отключилась. Чтобы очухаться уже утром наедине с бывшим обидчиком. Он же потрясающий любовник.

– Март где? – буркнула, поднимаясь из кровати.

– Занят с Рунтом разведкой и подготовкой к переходу, – ответил Рэй, вставая у меня за спиной.

Само собой, никаких удобств, кроме возможности обтереться тряпкой теплой водой, стоящей в котелке у камина, тут не было в «номерах». Пришлось обуваться и топать сначала во внутренний двор в туалет, легко находимый по запаху. Рэй шел позади меня шаг в шаг, и, очевидно, его мрачный вид распугивал всех, так как никто ко мне приблизиться даже не попытался. И я снова ощущала его пристальный взгляд, сверлящий во мне дыры. Прекрати, засранец! Провертеть дыру в моей груди и голове, больше не значит добраться до сердца и забраться обратно в мысли. Хотя… о чем это я? Разве мысли не заняты почти исключительно этой его напрягающей близостью. Такое чувство, что передвигаюсь с гранатой без чеки в рюкзаке за спиной. Чуть повернись или задержи взгляд – и как рванет не пойми чем.

– Ты не смеешь вот так на меня смотреть, – прорычала я сквозь зубы, едва мы вернулись в комнату. Ну, блин, не выходит из меня горделиво-обвиняющей молчуньи. – Не молча, ясно? Ты мне должен слова. После всего, что было, должен. Но это ни черта не гарантия, что у нас все… будет как раньше. Не будет.

– Ты права, – ответил он и замолчал. Нет, он издевается?

– Права в чем?

– Что я должен тебе объяснения и извинения. И что как раньше между нами быть больше не может.

– И что же это значит в твоем понимании?

– Что свое право быть… находиться рядом с тобой я должен заработать откровенностью.

– Ни черта подобного! Ты мне должен откровенность просто так! Без всяких гарантий. Дашь на дашь по договору у нас уже было.

Вранье, Соня, для тебя это никогда в полной мере так не было. И что? Требуя откровенности, я при этом кривлю душой сама? Имею право. Компенсация! И пусть опять между нами всего лишь тот же проклятый договор. Сейчас же наши взгляды сцепила намертво совсем не циничная необходимость. Это абсолютно иное. Пусть скажет это! Вслух. Я не желаю больше выдумывать, додумывать, выискивать, угадывать. И я не собираюсь позволять ему заставлять меня переваривать это все в одиночку.

– Я проклят, Соня. Заслуженно. Женщина, которую я оскорбил своим пренебрежением, после того, как уложил в постель, прокляла меня не знать ни капли удовольствия. Потому что любая носительница маны при виде меня должна испытывать под действием проклятия либо ужас, либо дикое отвращение. А без маны все на вкус как пепел.

Хотелось мне ляпнуть, что он с внушением таких чувств женщине прекрасно и сам, без помощи проклятья справился, но не стала. Потому что опять вранье. Нет во мне ни настоящего страха, ни отвращения к нему. Хотелось бы, но нет.

– Снять мое проклятье могла бы моя истинная, когда войдет в возраст. Сейчас ей всего двенадцать. – Так, Соня, держись! Есть истинная, и что? – Но я больше не хочу этого.