На взлетной полосе нас ждут внедорожники. Нет никакой логики в том, как мы доберемся до поместья, поскольку не разделяемся по отделам, поэтому я направляюсь к последнему внедорожнику, решив забраться в третий ряд, чтобы никому не мешать.
Ко мне присоединяется Зак, еще один новый сотрудник из другого отдела. За неделю мы не успели толком познакомиться, но вчера я увидела его в комнате отдыха, и он пошутил по поводу плохого кофе. Примечание: на самом деле кофе отличный. В компании есть одна из этих модных кофемашин Nespresso, а также множество вариантов приготовления молока и сливок. Тем не менее я смеялась вместе с ним, радуясь возможности встретить в фирме еще одного человека моего возраста.
— Классный самолет, да? — спрашивает он, усаживаясь на заднее сиденье рядом со мной.
Эта внезапная близость заставляет меня сфокусироваться на нем так, как мне раньше не хотелось. Он как будто выныривает из фонового шума. У него светлые волосы, которые развеваются во все стороны в этой крутой британской манере, модная одежда, а вместо парадных туфель он носит «Джорданы» с брюками.
Я улыбаюсь.
— Да. Я не ожидала этого.
— Преимущества новой работы, полагаю.
Дверь машины снова открывается, и мистер Бэнкс проскальзывает на средний ряд сидений. Мы с Заком немедленно замолкаем, обмениваясь встревоженными взглядами, когда профессор Барклай следует за ним.
Есть еще два внедорожника, которые они могли бы выбрать, зачем им понадобилось садиться в наш?
Мистер Бэнкс устраивается на своем месте, а затем, осознав, что мы оба здесь и просто ошеломленно смотрим на него, он дружелюбно кивает.
— Напомните мне ваши имена?
Мы с Заком говорим одновременно, как непоседливые дети.
Я смеюсь, немного смущаясь. Почему мне всегда приходится краснеть? Всегда?
— Я — Зак, а это Эмелия.
— Верно. Инженерный отдел и отдел сохранения архитектурных ценностей соответственно. Теперь я вспомнил. Рад видеть вас.
Мой взгляд перебегает на профессора Барклая. Жду, что он обернется и поприветствует нас, но он этого не делает. Поскольку не отрывает своего внимания от телефона, набирая сообщение, или электронное письмо, или что там у него такое важное.
Знаю, что не должна этого делать, но дарю себе мимолетное мгновение, чтобы взглянуть на него, рассмотреть детали, по которым я тоскую последние несколько лет: загорелую кожу между аккуратной линией роста волос и накрахмаленным воротничком рубашки, покрой пиджака на широких плечах, резкую линию подбородка в профиль. Это то, чего я была лишена, ракурсы, которые никогда не показывались в социальных сетях.
Кажется, что внедорожник внезапно уменьшается в размерах. Хотя до сих пор я никогда не испытывала клаустрофобии, сейчас мне трудно преодолеть это ощущение. Профессор Барклай действует как вакуум в замкнутом пространстве. Его одеколон, хотя и едва уловимый, является постоянным напоминанием о том, что он здесь, на расстоянии вытянутой руки, даже когда я отвлекаюсь, чтобы посмотреть в окно.
Когда внедорожник отъезжает от взлетно-посадочной полосы, мистер Бэнкс втягивает профессора Барклая в разговор. Очевидно, что из них получается хорошая команда. Даже если бы я захотела подслушать, едва ли смогла бы за ними угнаться. В основном они говорят скороговоркой.
— Сегодня утром Цинциннати выдал разрешения на снос вспомогательных зданий, — отмечает мистер Бэнкс.