— Да.

— Так и где же ее семья?

Разве это не вопрос на миллион долларов?

— Кажется, у меня есть тетя в Айдахо или где-то там, но я не уверена. Моя мать не очень-то вдавалась в подробности, но я точно знаю, что по той или иной причине ей не терпелось оставить свою семью в Штатах. Это одна из причин, по которой она переехала во Францию, чтобы посещать школу. Я не помню, чтобы она когда-нибудь разговаривала со своей семьей по телефону или еще как-то, и я определенно никогда ни с кем не встречалась.

— Я уверен, что это было тяжело.

Мое горло сжимается, и я просто киваю. Что еще можно сказать по этому поводу? Я сирота, у меня нет семьи. Я одинока, и уже так давно, что привыкла к ощущению пустоты.

— Другим людям приходится хуже, — говорю я, отодвигая нетронутую воду.

— Но мы говорим о тебе…

Эмоции — штука привередливая. Печаль так легко превращается в гнев, причем это происходит в мгновение ока. Я ощетиниваюсь от его тона, и вот так периметр, который я держу вокруг своего сердца, становится более непроницаемым, чем когда-либо.

Соскальзываю со стула.

— Я начинаю уставать. Может, пойдем спать?

Он долго смотрит на меня, как бы оспаривая мой уход от разговора, возможно, попытается подтолкнуть меня к откровенности, но затем просто кивает и ведет меня на второй этаж.

Начинает рыться в ящиках в шкафу.

— У меня нет для тебя никакой женской одежды.

— Ничего из вещей Миранды?

Он вкладывает мне в руки мягкую серую футболку и игнорирует мой приступ ревности.

— Этого будет достаточно. Хочешь треники?

Приподнимаю его футболку, чтобы посмотреть, где подол задевает мои бедра. Она будет короткой, но все прикроет.

Спереди написано «Дартмутский факультет». Я почти поддаюсь желанию улыбнуться.

— Подойдет.