Через пятнадцать минут мы сели в припаркованный в гараже «Рено». Отец был одет в рубашку-поло, джинсы и темную кепку, а на его лице красовалась густая борода.
По его приказу я закрыл глаза, когда мы уезжали. Я невольно представил, что будет, если Ангелочка арестуют и заставят выдать местонахождение отца, и меня охватила тоска пополам со страхом. Я никогда не был согласен с жестокими методами отца, но даже не задумывался о том, чтобы его бросить. Однако теперь это означало расставание с остальной частью семьи.
– Папа, разве можно оставлять женщин одних? – неуверенно спросил я.
– Нам нужно почаще быть не с ними ради безопасности. Не переживай. Мы просто покатаемся, пока ждем. Я дам тебе знать, когда можно будет открыть глаза.
Я недоумевал, как мой отец мог просто поехать кататься по городу, кишащему полицейскими и контрольно-пропускными пунктами, созданными для поимки самого разыскиваемого в мире человека? И все же это был наименее рискованный вариант.
Вскоре отец разрешил мне открыть глаза, и первым, что я увидел, была автобусная станция в районе Ла-Милагроса, который я проезжал по дороге в школу. Отец вел машину спокойно, соблюдая все правила, дорожные знаки и сигналы светофоров, чтобы слиться с другими водителями. И все равно поездка с ним по пригородам на северо-востоке Медельина походила на русскую рулетку длиной в два с половиной часа, пока он не велел мне снова закрыть глаза, и мы поехали обратно.
Чтобы отвлечь меня, отец рассказывал, что видит на улице. Мы были уже недалеко от убежища, никаких странностей он не замечал, все казалось прекрасным. Он сказал, что мы еще немного попетляем по окрестностям, а потом запаркуемся.
Когда мы вернулись, Ангелочек уже был дома, и я с облегчением выдохнул.
Доральба, экономка в убежище, оказалась прекрасной швеей, мы убедились в этом, еще только глядя на одежду, которую она шила себе. Когда протерлись любимые джинсы отца марки New Man, сшитые из тонкой ткани, она предложила ему сшить такие же, чтобы у него было несколько пар про запас. Идея ему очень понравилась.
– Будет здорово, если вы поможете с джинсами. И позвольте спросить вас еще кое о чем… Не могли бы вы сшить мне несколько полицейских мундиров? – спросил он, явно продумывая свой следующий ход.
Через пару дней отец сообщил, что из-за повальных обысков в центре города было бы безопаснее уехать. Ангелочек отвез отца в новое укрытие и через два дня вернулся за нами. Два небольших домика в Белен-Агуас-Фриас, где нам предстояло провести как минимум Пасхальную неделю, получили у нас прозвище «Абурриландия»[96], поскольку из-за того, что нас могли обнаружить, мы снова не могли ничем заняться.
Наше положение и без того было трудным, но отец осложнил его еще больше: пытаясь заставить правительство выполнить его требования, он снова задействовал тактику заминированных машин. 15 апреля взрыв на углу 93-й и 15-й улиц в Боготе убил несколько человек и повредил здания. Однако вместо того, чтобы поставить правительство на колени, это нападение лишь заставило Лос-Пепес удвоить атаки на отца и остальной картель.
Увидев в новостях фото и видео жертв и разрушений в торговой части города, я сказал отцу, что не согласен с его неизбирательным насилием, из-за которого гибнут невинные люди.
– Не забывай, что первыми жертвами стали ты, твоя мать и твоя младшая сестра, когда они подложили бомбу к зданию «Монако», – сердито ответил отец. – Не я все это придумал. Я лишь использую то же оружие, которым они пытались уничтожить самое ценное для меня – вас.
– А я против любого насилия, папа. Это только усугубляет ситуацию, мы с каждым взрывом только удаляемся от решения. Как можно поддерживать теракты, убивающие невинных детей? Серьезно, папа, насилие – не выход! Лучше было бы найти другой путь!
– А разве ты и твоя сестра не были невинными детьми, когда вам подложили бомбу? Как, по-твоему, я должен вести войну против правительства – такого же террориста, как и я, если не хуже? Как мне бороться с Лос-Пепес и их ручной полицией? Разве ты не заметил, что из всех наркоторговцев преследуют только одного – меня? По крайней мере, если я решил быть бандитом, я им и являюсь. Не то что они – днем в форме, а вечером в своих капюшонах.
– Папа, войны против власти никто не выигрывает. Мы все проиграем.
Вскоре после этого отец решил, что пора покинуть «Абурриландию», и мы отправились в другой загородный дом в Белене, просторнее и удобнее тех двух, с впечатляющим видом на Медельин. На заднем дворе даже были конюшни и небольшой ветхий свинарник. Это была самая дальняя усадьба района, и здесь же заканчивалось шоссе. Широкие веранды дома позволяли отцу часами любоваться городом, а с одной из них открывался неплохой вид на дорогу.
С соседями общался человек отца по прозвищу Красавчик, и он же кормил четырех коров, которых отец купил, чтобы придать месту «нормальный» вид. Животные стали для нас настоящим развлечением. Отец приносил парное молоко, и мы пили его еще теплым. В те краткие мгновения мы забывали о неопределенности нашего будущего и тяжелом положении, в котором оказались.
Мы, как могли, старались развлекать себя. Как-то раз мы решили отремонтировать ветхую хижину, которую отец назвал «Ямой». Пешком до нее было минут пятнадцать от главного дома, зато на машине туда никак нельзя было попасть. Ангелочек заделывал бесчисленные щели и прорехи в крыше, а я начал красить стены; скоро ко мне присоединились Мануэла с отцом. Так прошло несколько дней, и даже такой возможности скоротать время мы были рады.