Если верить учебнику Ле Риверенда, то история Кубы началась совсем недавно, а именно со дня штурма казарм Монкада.

Но разве я могла принимать всерьез рассуждения господина, по просьбе которого расстреляли чемодан с сыром?

Что касается учебника географии, то он не очень отличался от старого учебника, по которому занималась моя сестра Натали. Нововведения заключались в том, что нужно было знать и уметь показывать на карте места, где сражались повстанцы под командованием Фиделя. Автор нового учебника предлагал свою собственную гипотезу происхождения острова. Согласно этой версии, Куба представляла собой возвышенность, образованную из птичьего помета и разного рода морских отходов, нанесенных Гольфстримом и другими течениями на пупок между двумя континентами. Сам автор гипотезы был от нее в восторге.

А Фидель продолжал выступать по телевидению. Теперь он рассказывал кубинцам об искусственном осеменении.

Выполняя задание Фиделя, Фея уговорила французского ученого Андре Вуазена приехать на Кубу. Вуазен был очень тепло встречен Фиделем. Это так обрадовало бедного старика, что сердце подвело его и он умер от инфаркта. С тех пор каждый год на остров по приглашению кубинского правительства приезжает вдова ученого. Она навещает могилу своего мужа, умершего от избытка радости.

В это время с благословения Фиделя кубинские ученые проводили работу по выведению новой породы коров. Им было дано задание получить устойчивую к местному климату породу мясного направления. Предполагалось, что скрещивать будут зебу с канадской Holstein. Вся Куба была в курсе проводимых экспериментов. Фидель часами говорил о генетике, о породе коров, которая накормит мясом кубинский народ.

Я устроилась перед телевизором, ожидая появления русских кукол, а вместо обещанного «Старика Хотгабыча» на экране возникла корова, «искусственно осемененная кубинскими специалистами, прошедшими обучение в Советском Союзе». Специалисты поднимали корове хвост и по локоть засовывали ей руку в зад. Несчастное животное вопило от боли, выталкивая из себя окровавленную руку.

Мне было жаль бедную корову. Когда мне таким же способом измеряли температуру, я чувствовала себя отвратительно. Каково же было ей, бедняжке?

Общаясь со своими друзьями, я испытывала немало трудностей. Например, я не могла с ними поделиться своими игрушками. И речи не могло быть о том, чтобы я дала кому-нибудь поиграть своими куклами Барби. Я бы просто со стыда сгорела. Ведь куклы Барби были капиталистическими игрушками. Я не могла также дать почитать многие книги своим друзьям, потому что книги эти были написаны на иностранном языке.

В детстве особенно трудно быть не таким, как все. К счастью, у меня было то, что заставляло меня забывать и о моей непохожести на других, и обо всем остальном. У меня была своя лаборатория в шоферской комнате над гаражом. Я уединялась там, укрываясь от всего мира. Здесь, в этой импровизированной лаборатории, меня ждали книги по физиологии растений, животных и человека. Я общалась с великими учеными и знакомилась с самыми странными болезнями. Я, например, узнала, что бывают мужчины, у которых, как у женщин, в груди образуется молоко. И это называется гинекомастия. Я узнала, что такое энтомоз и кто такие фитофаги. И все это было безумно интересно.

Через пять месяцев с чувством исполненного долга из Франции вернулась Фея. За время пребывания за рубежом она всерьез увлеклась проблемами производства сыра. Впрочем, ее интересовал не только сыр. Поле ее деятельности включало в себя многие сферы жизни. Например, ее интересовал профессиональный уровень кубинских музыкантов. Без ее внимания не осталось сельское хозяйство острова. Фея смогла извлечь из недр Нормандии Андре Вуазена к огромному удовольствию Фиделя и кубинских коров, которые предавались настоящим травяным оргиям, не догадываясь, что этим они обязаны методу интенсивного откорма, разработанному французским ученым.

Фея была воплощением активности и сознательности, и поэтому я не могла понять, почему Фидель перестал к нам приходить. К моей большой досаде, в доме не было водки, и я не могла колдовать старым, испытанным способом. Мне ничего не оставалось, как испытать новый способ колдовства. Я позаимствовала его у старика Хоттабыча. Благо, для этого у меня оказалось в запасе несколько волосков с бороды.

Итак, я сожгла три волоска и стала ждать чуда, но чуда не произошло. Прошло более восьми месяцев, прежде чем Фидель вновь появился у нас, к великой радости Феи.

В этот вечер я оставила их одних, зная, как много ей нужно сказать ему. Она провела столько бессонных ночей, измученная долгим ожиданием и опечаленная тем, что осталась без работы. Ей было что сказать и о чем спросить. Например, ей было непонятно, почему на всем большом острове нет ни одного человека, который мог бы обратиться к ней без вмешательства Фиделя.

На следующее утро она сообщила нам две новости:

— Во-первых, Фидель назначил меня ответственной за документацию и информацию Национального научно-исследовательского центра. А во-вторых, я начинаю новую жизнь.

Начинать новую жизнь гораздо легче с мужем. И Фея вышла замуж. Ее супруг был вполне порядочным человеком, но у него всегда был удрученный вид. К тому же он, как хамелеон, сливался с окружавшей его мебелью. В моей памяти сохранился лишь один эпизод с маминым мужем. Однажды я вышла в гостиную, когда он ел арбуз. Благодаря ярким цветам арбуза мамин муж стал видимым.

Но я так и не успела привыкнуть к этому человеку, потому что через год они с Феей развелись. И теперь моя мама смогла полностью посвятить себя работе. Она ходила с одного собрания на другое. Она твердо держала оборону против всех козней, которые ей чинила Селия Санчес, чтобы помешать вступить в Коммунистическую партию. Фея была очень занята. Чтобы увидеть ее, мне приходилось идти к ней на работу.

Когда я входила в кабинет к маме, то обычно наблюдала такую картину. Беременная негритянка, мамина секретарша, спала на диване, подняв вверх ноги. А мама перебегала от одного стола к другому, работая за себя и за спящую секретаршу. Увидев меня, Фея подносила палец к губам, предупреждая о том, чтобы я, не дай Бог, не разбудила бедную женщину.

Я очень любила приходить в лабораторию генетики. Сами сотрудники называли свою лабораторию цирком, потому что «как же иначе назвать горбатого, хромого и карлика».