– Ты станешь моей женой? – услышала я.
Мое сердце замерло, а душа ушла в пятки, слезы скатились по щекам.
Я взглянула на Кирилла.
– Что?
Он покрепче сжал мою руку, и прежде чем я успела что-либо сказать, он повел меня к повозке. Усадил справа от возницы, сам взял вожжи и тронул коня.
Повозка покатилась по узкой дороге в сторону от дома. Мы миновали лес и выехали на широкую дорогу, которую с одной стороны зажимала отвесная скала, а с другой – обрыв.
Чтобы Кирилл не задумывал, я ему полностью доверилась. Даже если он везет меня в глушь, чтобы убить или продать (хотя я очень надеюсь, что этого не может быть), я приму свою участь безропотно.
– Куда ты меня везешь? – наконец, спросила я.
– В ближайший городок. Там мы найдем батюшку, и тот нас обвенчает. Так больше продолжаться не может, – он хмурился, глядя строго вперед.
На меня даже не взглянул. Так же я не услышала ни слова романтики, ни любви.
И что значит это его: «Так больше продолжаться не может?».
– Почему ты хочешь жениться на мне?
Вместо ответа, Кирилл натянул вожжи.
Повозка остановилась.
Я вопросительно за ним наблюдала.
Капитан обернулся ко мне, слегка обнял и склонился над моим лицом. На секунду замер, ожидая, должно быть, сопротивления.
Я не шевелилась, лишь прикрыла веки. Наши губы встретились. Сначала нежно и легко, потом, с каждой секундой его губы становились все требовательней, а поцелуй все жарче. Сердце принялось отбивать чечетку, меня бросило в жар. Кирилл все сильнее прижимал меня к себе.
Дыхание сбивалось, и мир вокруг перестал существовать. Я льнула к нему, ничего не соображая, только желая задержать этот миг навечно.
Я не знаю, сколько длилось это безумие. Когда он, наконец, отстранился. Разжал объятия. Мне стало холодно и одиноко.
Ессенский подобрал поводья, и хлестнул коня. Его взгляд стал мутным, мое лицо горело. Это казалось каким-то волшебством. Едва он касался меня, я таяла. И в то же время, этот поцелуй вдруг открыл для меня новый мир – мир его души, сознания. И в этом мире он показался мне невероятно уязвимым, словно Кирилл показывал мне свою открытую рану, и ждал участи.