– Ждать? – снова сказала я, и ложка с грохотом выскользнула из моих рук.
– Возможно, ваш папенька будет здесь уже завтра… – успокаивающе сказал граф.
Его слова показались мне не реальными. Но писем больше не было, а последнюю зацепку – Дагирова, Мартынов убил.
Я снова взялась за кашу. Татьяна начала неуверенный разговор. Мне вдруг показалось, что она стала относиться ко мне несколько настороженно. Стало смешно. Что их всех так напугало? Мое обезображенное лицо, или фантазии на тему того, что мог делать со мной дикарь.
Кирилл меня игнорировал. Он освежился, побрился, но все время хмурился и молчал, словно хотел стереть из памяти волшебный миг моего спасения, и его последствия. Что ж, он расслабился, а я вообще ничего не соображала.
Пугающая холодность Ессенского обескураживала меньше, чем неожиданное внимание Мартынова.
Он не упускал возможности сделать мне комплимент, подать руку, коснуться меня, поймать мой взгляд. Было что-то пугающе звериное в его янтарных глазах.
Хотя гусар неустанно сыпал непристойными шутками, и казался балагуром, я старалась не бывать с ним наедине. Мое приключение, должно быть, сделало меня более доступной в его глазах.
Каждое утро мы с Татьяной ходили к горному ручью, за водой. Потом готовили еде. Я готовила, а Таню всякий раз тошнило при виде окровавленной тушки, что приносили из лесу мужчины.
Минула неделя. От отца вестей не было. С каждым днем надежда на его внезапное появление становилась все призрачней.
Я, как обычно утром, взяла ведра и двинулась к ручью, Татьяна осталась в постели, сославшись на головную боль.
Мне пришлось отправиться самой. Лесная тропа вилась все дальше от домика, к ручью. Немыми стражами ей служили голубоглазые «пролески», солнечные «баранчики» и первая зелень, что не смело, пробивалась на тонких ветвях деревьев.
Я вышла к ручью. Снова столкнулась со своим отражением на воде. Отекший нос и глаза. Вся правая сторона лица приобрела зеленовато-желтый оттенок. На щеке медленно затягивалась ссадина.
– Вы по-прежнему прекрасны, Анна Петровна.
Я оглянулась и тяжело вздохнула.
Под сенью дерева стоял Мартынов.
– Прекратите меня преследовать, Юрий Васильевич, – устало отозвалась я, зачерпывая ведром воду.
– Вам не понять всю силу моей привязанности к вам…
Он приблизился. Я выпрямилась. Мартынов добродушно улыбался, но его глаза! Глаза одержимого – полыхали.
Мне вдруг стало страшно, от осознания того, что настолько опасный человек был рядом так долго. И никто ничего не понял, не догадался…