– А ты, мы… Жан‑Ив, ты огорчишься, если я полюблю его… и если он станет частью нашей жизни?

Ласково улыбнувшись, старик усталым голосом проговорил:

– Моя жизнь, то, что от нее осталось, связано с тобой, Сесилия, а значит, я безоговорочно приму мужчину, которого ты выберешь.

– Но что ты думаешь о Рамзи? Будь я твоей дочерью, что бы ты посоветовал?

На глаза старика навернулись слезы, и он тихо проговорил:

– Ты знаешь, что инфлюэнца унесла мою дочку, когда она была еще маленькой. С тобой я прожил больше лет, чем с ней. Я считаю тебя своей дочерью и другом, а не только работодателем. Тебе следовало бы это знать.

– Не заставляй меня плакать, – пробормотала Сесилия, стараясь сдержать слезы. – Похоже, я превратилась в плаксу.

– Что же касается Рамзи, то этот человек располагает немалыми средствами и занимает высокое положение, – продолжил Жан‑Ив. – Кроме того, он не пожалеет жизни, чтобы тебя защитить. Чего еще может желать отец для своей дочери? Вот только… – Старик помолчал. – Только не выбери человека, который понизит твою самооценку. И всегда помни: ты – настоящее сокровище, а тот человек, который заставит тебя в этом усомниться, тебе не нужен.

Еще больше расчувствовавшись, Сесилия провела ладонью по морщинистой щеке старика.

– Я люблю тебя, Жан‑Ив, и я очень хотела бы называть тебя папой.

Старик, чуть порозовев, отстранил ее руку.

– А я люблю тебя, – пробормотал он, прикрыв подозрительно заблестевшие глаза. – Ну… теперь не мешай мне спать.

Сесилия тихо вышла из комнаты. На цыпочках подошла к кухонному столу за свечой. Заметив букет, она взяла цветок, которым Рамзи украсил ее волосы, и вернула его обратно в прическу. «Мне нравится вереск, – решила Сесилия. – От него пахнет Шотландией».

Она отыскала кружку, поставила в нее цветы и отправилась на поиски упрямого шотландца.

Сесилия обнаружила его не под навесом, а рядом с ним. Полностью одетый, Рамзи растянулся на старом одеяле и, закинув руки за голову, взирал на небо с осуждением, словно оно совершило какой‑то проступок.

Возможно, Рамзи проклинал звезду, под которой родился и которая определила его дальнейшую жизнь, превратив ее в вечный бой, в постоянное плавание против течения.

В лунном свете его резкие черты смягчились, и сейчас расслабившись, он казался бесконечно далеким. Лев отдыхал…

Рамзи, скорее всего, заметил ее приближение, но ничем этого не выдал. Возможно, лишь стиснул зубы. Он ничего не говорил и по‑прежнему смотрел в небо.

Внезапно, она увидела, нет, почувствовала, что его могучее тело как бы напряглось… Хотя Рамзи старался держаться от нее подальше, Сесилия не сомневалась: он испытывал то же влечение к ней, как и она к нему, он чувствовал тот же магнетизм. Казалось, воздух между ними стал насыщаться электричеством, и вполне можно было ожидать, что они оба вот‑вот начнут светиться точно уличные фонари.

Только бы ей добраться до него, достучаться… Говорят, глаза – зеркало души, но это выражение к Рамзи никак не подходило. Его глаза были стенами льда, непроницаемыми и неприступными.