Я старалась не смотреть вбок, потому что теперь, когда адреналин, захлестнувший меня в порыве внезапной смелости, спал, я в полной мере ощутила страх высоты. Я едва могла здраво мыслить.

— Я подумала, — пробормотала я, задыхаясь как от быстрого бега, — что у тебя сегодня день рождения. А я так ничего и не подарила. А день уже почти закончился, поэтому мы с Феклой испекли торт.

Я конвульсивно подергала рукой, намертво вцепившейся в ленточки, которыми я обвязала коробку.

— И ради этого ты полезла на крышу? Откуда ты вообще знаешь, что у меня день рождения?

Я наконец подняла взгляд, чтобы посмотреть на его ошарашенное лицо.

— Все знают, — сказала я.

Я никогда не считала себя великим психологом, но это и правда было очень сложное выражение. Мне показалось, что черты лица Платона заострились, скулы напряглись, однако его щеки едва заметно покраснели, если, конечно, это не почудилось мне в темноте.

— Все, — фыркнул он. — А то как же. Спускайся.

— Что?

Он закатил глаза, и я едва не задохнулась от возмущения.

Думаешь, мне так нравится выставлять себя идиоткой? Я, между прочим, ради тебя стараюсь. И это твоя благодарность?

— Спускайся. Хочешь упасть? У тебя уже руки трясутся.

— Нет!

— Почему «нет»?!

— Я пришла поздравить тебя с днем рождения, и я не уйду отсюда, пока не поздравлю!

Платон замер с широко раскрытыми глазами, а потом отвернулся, нервно взлохматив волосы рукой.

— Спускайся, — буркнул он. — Я… Я тоже спущусь.

— Но там темно! И душно! И звезд не видно! Поздравление выйдет ужасное!

Пацан, серьезно, у меня и так совершенно уродский торт. Чудовище кондитерского мира. Если я еще и вручать его буду в твоем антураже заблудившегося фамильного склепа, то это просто полный провал.

— Я открою окно!