Платон замер возле окна, вцепившись в коробку. Я не умела читать настроения по спинам людей, но он так ничего не ответил. Ну, видимо, он не особенно рад меня видеть. И раз так, то лучше и не надоедать.
— Это все, что я хотела сказать. И я… я пойду.
— Куда?
— А?
Платон наконец повернулся ко мне лицом, оставив ленты на коробке в покое.
— Я должен один есть торт? — обиженно спросил он.
Эх, ты еще того торта не видел.
— Платоша, если хочешь, то я останусь!
Но Платон уже вернулся к разворачиванию торта, видимо, решив, что и так сказал слишком много. Если так подумать, то он сегодня прямо-таки превысил свой лимит.
Я осторожно подошла к Платону как раз в тот момент, когда он наконец расправился с подарочными лентами и развернул коробку.
Торт выглядел еще хуже, чем когда я его запаковывала, крем по бокам смазался, а часть фруктов и вовсе отвалилась, но губы Платона дернулись в намеке на улыбку.
Эта улыбка пронзила мое сердце, и я почувствовала как на глаза наворачиваются слезы умиления.
Я мысленно пообещала — на следующий год, или через год, не сейчас, но однажды я придумаю, как заставить самого графа притащить тебе торт, а пока.
Пока у тебя будет хотя бы этот.
Глава 8
Четыре года спустя
— Я уже начинаю скучать по тем временам, когда из тебя слова было не вытянуть, — сквозь зубы пробормотала я.
— Ах, я тоже скучаю по тем временам, когда ты звала меня Платошей, — не остался в долгу Платон, и, готова поспорить, смешно надул щеки стремясь продемонстрировать обиду. — Почему ты больше меня так не зовешь?
— Потому что это кто-то маленький и милый. А в тебе, — я бросила на него быстрый взгляд, — ничего милого нет!
Это, конечно, была неправда.