Я хотела сказать — твоя первая любовь, прекрасная как рассвет и волнительная как экзамен по высшей математике. Отличный такой повод поехать, не считаешь?

Хотя, по итогу ты же все равно окажешься в пролете, так что, может, ты и прав.

Но никогда нельзя сдаваться!

Ты ведь уже не тот человек, что был в оригинале!

— И кто же? — без особого интереса спросила я, предчувствуя, что сейчас придётся слушать о ком-то, кто Платону очень не нравится.

И вариантов была — тьма.

Платону вообще похоже никто не нравился.

— Его Ослейшество, — презрительно фыркнул Платон.

— Я надеюсь, что ты это не о цесаревиче, — убито сказала я.

— А я надеюсь, что ты его так не в лицо называешь, — сказал граф, судя по всему даже не рассчитывая быть услышанным.

Кажется, в один прекрасный день до него дошло, как несправедливо он поступал с Платоном, и он впал в другую крайность. Если до этого он не обращал на него внимания и в лучшем случае сердито, а временами и просто жестоко отчитывал, то теперь он позволял ему буквально все.

Хочешь звать цесаревича ослом?

Молодец!

Весь в меня!

Игнорируя отца, Платон всем корпусом развернулся ко мне.

— Ой, я тебя умоляю, есть ещё какие-то подходящие под это описание болваны?

В моей голове произошло короткое замыкание.

Это ещё что такое?

Погодите-ка.

— Ты сейчас цесаревича болваном назвал?