– Ну да, седые, хотя по голосу да и по внешности не старик, ему лет под сорок пять, может – под пятьдесят, но не старше.
– А сумку при нем не заметили?
– Заметил, – важно поднял палец Горчаков, – сумку – заметил при нем! Обычно пассажиры сумки кладут, а потом садятся – у меня ведь не автобус, понимаете ли, не поезд какой-нибудь, ничьих лишних рук нет – и глупо за добро свое так трястись, а он эту сумку к себе прижимал всю дорогу, будто у него там деньги были или алмазы какие, или же драгоценности украденные…
– Или ружье?
– Ружье?
– Мужчину по фамилии Ефремов из ружья застрелили – и мы подозреваем, что убийца его в ваш таксомотор приземлился.
– Боже мой, – пробормотал Кирилл Ильич, – я ж, получается…
– Вы промочите горло, не бойтесь, в моем кабинете – вас и пальцем не тронут, – с убежденностью сказал Варфоломей.
– Я вам верю.
– И правильно делаете, и я вам верю, – улыбнулся Ламасов, – а это редкость в наши дни! А теперь подскажите-ка адресок мне, где вы Николая высадили? Желательно, с подробностями…
– Благовещенская пять, – незамедлительно ответил Горчаков и призадумался, – у метро… и там остановка автобусная!
– Благовещенская, значитца, – кивнул Варфоломей, – а оттуда он мог и на метро, если не дурак… и на автобусе ночном… ну-с, Кирилл Ильич, теперича можете отретироваться, но я вас, если не затруднит, в течение суток попрошу вернуться – когда вы основательно проспитесь, чтобы вы с нашими художниками, так выразиться, потрудились над составлением фоторобота подозреваемого. Убил он Ефремова или нет – а отыскать его надо!
Варфоломей протянул руку, и Горчаков липко-скользко пожал ее.
– Я уже могу идти? – нерешительно уточнил Горчаков.
– Можете идти, – подтвердил Ламасов, – отоспитесь хорошо!
Глава 7. Картины примитивной охоты
К осмотру парковки и переписыванию номеров подключили участкового инспектора Эраста Аристарховича Аграфенова, который на пару с Крещеным ходил с блокнотиком от одного автомобиля к другому, черноволосой фигурой перемещаясь между конусами лучистого, снежно-белого фонарного света и своим экономным, витиеватым, отчетливым почерком выводя циферки и буквенные сокращения; то же самое проделывал Крещеный, небрежно-наклонно чирикавший какие-то одному ему удобопонятные каракули; а Варфоломей, вооружившись круглым прожекторным фонарем с внушительной лампочкой в застекленной сердцевине, с фотоаппаратом, подвешенным за лямку на шею, прочесывал почерневший от влажности, темный переулок, вертя по сторонам головой и выдыхая горячий пар в стылой воздух. И его длинная, островерхая, сужающаяся тень бежала рябью по лужам чуть ли не по всей длине меж домов.
Варфоломей брезгливо, удрученно-разочарованно сплюнул.
– Опостылела мне ситуация эта! – негромко выдохнул он.
Из форточки вверху раздался старческий, дрожаще-дряблый голос: