Дверной замок щелкнул. Данила отступил на шаг.

– Здравствуйте, Тамара, виноват, что мы к вам в темные часы, но дело неотложное, я Данила Афанасьевич, следователь от прокуратуры, а это – мои сослуживцы, Журавлев и Синицын.

– А что случилось?

– Я к вашему мужу Ярославу.

Белокурая, запахнутая в халат женщина, придерживая дверь миниатюрной, белой ладошкой, отрешенно поглядывала на пришедших, а потом недвусмысленно, рассеянно ответила:

– Умер мой муж, – и вроде даже слегка удивилась тому, что ей приходится говорить об этом, что смерть Ярослава не общеизвестный факт, а нечто столь ничтожное, малозначимое.

Данила снял шапку и небрежно пригладил волосы.

– А-а… Умер?

– В августе еще, на Новодворецком кладбище похоронили его, у него рак мочевого пузыря диагностировали, давным-давно уж, примерно пять лет как. Его лечащий врач сказал, мол, это профессиональное заболевание, – женщина отступила на шаг, приглашая растерявшегося Данилу войти, – вы пройдите…

Данила повернулся к Журавлеву и Синицыну:

– Непорядочно гуртом к одной женщине вламываться, вы в машину возвращайтесь или подождите меня минуту-другую.

– Угу, – буркнул Синицын.

– Подождем, – ответил Журавлев.

Данила неуверенно, снедаемый неясным предчувствием, на негнущихся ногах, шагнул в стиснувшийся коридор и прикрыл дверь, не сводя глаз с коротенькой, хрупкой женщины.

– Вы разувайтесь, проходите…

– Я от вас могу звонок сделать?

– Да ради Бога.

Данила снял обувь и прошел в комнату к телефону.

– Спасибо… и еще раз извините, что потревожил.

– Вы ведь не по своей воле, работа у вас такая.