Во второй трети XVIII в. через рукава Невы наводилось уже пять плашкоутных мостов: кроме Исаакиевского, появились еще Выборгский (с 1822 г. — Сампсониевский) мост через Большую Невку, Тучков (1758 г.) и Каменноостровский (1760 г.) мосты через Малую Невку и Воскресенский мост через Неву (1786 г.).
Выборгский мост соединял Петербургский остров с Выборгской стороной, где еще со времен Петра были построены восковый, сахарный и кожевенный заводы.
Тучков мост соединял Петербургский и Васильевский острова. Рядом находился Тучков буян — речная пристань, место для выгрузки товаров с судов, и здание пеньковых складов, построенное в 1763–1772 гг. Мост получил название то ли по имени его строителя — купца Авраама Тучкова, то ли по имени инженера Алексея Васильевича Тучкова. Мост состоял из двух частей — в мелкой части реки рядом с берегами настил крепился на сваях, в середине русла — на плашкоутах. Он оказался самым длинным мостом в Петербурге XVIII в.
Каменноостровский мост соединял Аптекарский и Каменный острова и был спроектирован архитектором А.Ф. Вистом. В середине века к нему были пристроены береговые устои на сваях, и так он просуществовал до начала XIX в.
И, наконец, Воскресенский мост соединял Литейную часть города, а именно Воскресенскую улицу (ныне — проспект Чернышевского), с Выборгской стороной. Мост наводился с 1768 по 1803 г.
С 1786 г. начал наводиться Строгановский мост, соединявший Каменный остров с Новой Деревней, где находилось имение графа Александра Сергеевича Строганова. Его дом стоял на высоком берегу реки, а у воды располагалась пристань, украшенная двумя мраморными фигурами львов. Поэт Николай Иванович Гнедич, «преложитель слепого Гомера», как называл его Пушкин, в 1821 г. опубликовал элегию «Рыбаки» о двух рыбаках, которые жили «на острове Невском, омытом рекою и морем».
Там есть и такие строки, описывающие дворец на Черной речке:
В этой поэме Гнедич рисует пленительную белую ночь на Островах, которая привлекала сюда горожан:
Петербуржцы скоро полюбили весной и летом гулять по этому саду и по берегам Черной речки, с чем и была связана необходимость наведения здесь плашкоутного моста. Позже, в начале XIX в., здесь будет построен дачный поселок с увеселительными заведениями.
Нелюбимому сыну Екатерины Павлу Петровичу пришлось процарствовать совсем не долго — всего пять лет. От гибели от рук гвардейцев его не спас ни архангел Михаил, предводитель небесного воинства, которого Павел, мечтавший стать рыцарем на троне, избрал своим патроном, ни новый замок, названный Михайловским, ни подъемные мосты, перекинутые через ров, окружавший замок. Мосты были опущены плац-майором Михайловского замка Александром Васильевичем Аргамаковым, участвовавшим в заговоре. Заговорщики беспрепятственно вошли в замок и убили императора. Его сыну и внуку Екатерины Александру суждено блистательное царствование. И при нем новый блеск обрела «имперская столица».
Часть II
Мосты как произведения искусства. петербургские мосты XIX — начала XX веков
Петербург в XIX веке
Поэма «Медный всадник» продолжается описанием нового Петербурга, уже современного Пушкину. Вы, вероятно, помните эти строки:
Здесь уже все нам знакомо: гранитные набережные Невы, дворцы на ее берегах, шпиль Адмиралтейства, уже нового, построенного в 1823 г. по проекту Андреяна Дмитриевича Захарова в стиле классицизма, зимние прогулки на санках вдоль Невы или прямо по льду реки. Таким Петербург останется до конца XIX в., таким во многом он предстает нам и сейчас. Разве что переправы и прогулки по льду Невы уже не так популярны, но еще в начале XX в. такая картина была привычной и не вызывала удивления. Весной же и летом, в период навигации, движение по рекам и каналам города было очень оживленным.
Продолжалось строительство гранитных набережных. В 1805–1810 гг. построена набережной Стрелки Васильевского острова. В 1832 г. перед зданием Академии художеств поставлены знаменитые фигуры сфинксов, привезенных из Александрии. В 1842–1850 гг. в гранит оделся берег Невы от Академии художеств до Горного института, в 1847–1852 гг. построены набережные перед зданием Двенадцати коллегий, где с 1804 г. находился Педагогический институт, а с 1835 г. — Санкт-Петербургский университет, и далее вдоль берега Большой Невы. В 1852 г. сооружен участок гранитной набережной за Литейным мостом, а в 1873–1879 гг. — Адмиралтейская гранитная набережная.
Но в гранит «одевалась» не только Нева, но и улицы Петербурга.
Город продолжал расти, причем не только «вширь» за пределы своих старых границ, но и «вглубь» — застраивались свободные площади внутри города. Андрей Болотов рассказывает, как очищали территорию вокруг только что построенного нового Зимнего дворца, чтобы только что ставший императором Петр III с супругой и сыном могли переехать туда. Он пишет: «Луг сей был превеликий и обширный, лежавший пред дворцом и адмиралитетством и простиравшийся поперек почти до самой Мойки, а вдоль от Миллионной до Исаакиевской церкви. Все сие обширное место не заграждено еще было тогда, как ныне, великим множеством сплошных пышных и великолепных зданий, а загромождено было сплошь премножеством хибарок, избушек, шалашей и сарайчиков, в которых жили все те мастеровые, которые строили Зимний дворец, и где заготовляемы и обрабатываемы были и материалы. Кроме сего, во многих местах лежали целые горы и бугры щеп, мусора, половинок кирпича, щебня, камня и прочего всякого вздора». Тогда было объявлено, «чтоб всякий, кто только хочет, шел и брал себе безданно, беспошлинно все, что тут есть: доски, обрубки, щепы, каменья, кирпичья и все прочее. Государю полюбилось крайне сие предложение, и он приказал тотчас сие исполнить». Горожане живо откликнулись на это предложение: «Вмиг тогда рассеваются полицейские по всему Петербургу, бегают по всем дворам и повещают, чтоб шли на площадь перед дворцом, очищали бы оную и брали б себе, что хотели.
И что ж произошло тогда от сей публикации?
Весь Петербург власно как взбеленился в один миг от того. Со всех сторон и изо всех улиц бежали и ехали целые тысячи народа. Всякий спешил и, желая захватить что-нибудь получше, бежал без ума, без памяти, и, добежав, кромсал, рвал и тащил что ни попадалось ему прежде всего в руки и спешил относить или отвозить в дом свой, и опять возвращаться скорее. Шум, крик, вопль, всеобщая радость и восклицания наполняли тогда весь воздух, и все сие представляло в сей день редкое, необыкновенное и такое зрелище, которым довольно налюбоваться и навеселиться было не можно. Сам государь не мог довольно нахохотаться, смотря на оное: ибо было сие пред обоими дворцами — старым и новым, и все в превеликой радости, волокли, везли и тащили добычи свои мимо оных. И что ж? Не успело истинно пройтить нескольких часов, как от всего несметного множества хижин, лачужек, хибарок и шалашей не осталось ни одного бревешка, ни одного отрубочка и ни единой дощечки, а к вечеру как не бывало и всех щеп, мусора и другого дрязга и не осталось ни единого камушка и половинки кирпичной. Все было свезено и счищено, и на все то нашлись охотники. Но нельзя и не так! И одно рвение друг пред другом побуждало всякого спешить на площадь и довольствоваться уже тем, что от других оставалось. Коротко, самые мои люди воспринимали в том такое ж участие, и я удивился, увидев ввечеру, по возвращении своем на квартиру, превеликую стопу, накладенную из бревешек, досток, обрубков и тому подобного, и не верил почти, чтоб можно было успеть им навозить такое великое множество. Словом, дрязгу сего было так много, что нам во все пребывание наше в Петербурге не только не было нужды покупать дров, но мы при отъезде столько еще продали оставшегося, что могли тем заплатить за весь постой хозяину».