Спросил, как-то по-особенному взглянув на Сергея Александровича:

– Из Москвы?

– Почти…

– Бежали из столицы?

– От себя! – кратко, но многозначительно ответил Есенин <…>

Чтобы провести последние часы неожиданной встречи, мы ушли в отдельный кабинет.

Когда пили по второму бокалу, Есенин вдруг завел разговор сперва о Пушкине, о его недавно отмеченном юбилее, а потом о стихах, написанных в связи с этим юбилеем.

Я насторожился.

– Между прочим, читал я ваше «Юбилейное», – сказал Есенин. – Там у вас кое-что про «балалаечника»… Простите, я это на себя не принимаю и обижаться не хочу… Дело вкуса! Но, может быть, вы послушаете и мое?

И Есенин стал читать свое только что написанное стихотворение «На Кавказе». Когда он дошел до четверостишия:

Владимир Владимирович улыбнулся и тихо произнес:

– Квиты…

Но Есенин, видимо, только еще собирался брать реванш. Постучав папироской по пепельнице, он слегка притронулся к колену Маяковского, вздохнув, произнес:

– Да… что поделаешь, я, действительно, только на букву «Е». Судьба! Никуда не денешься из алфавита!.. Зато вам, Маяковский, удивительно посчастливилось, – всего две буквы отделяют вас от Пушкина…

И, сделав короткую паузу, неожиданно заключил:

– Только две буквы! Но зато какие – «Но»!

При этом Сергей высоко над головой помахал пальцем и произнес это так: «Н-н-но!», предостерегающе растянув букву «Н». А на его лице в это время была изображена строгая гримаса.