Вольф Эрлих, ленинградский имажинист, и Михаил Фроман, секретарь Ленинградского Союза поэтов – люди, которые о смерти поэта Сергея Есенина знали больше, чем говорили. Предлагаю вашему вниманию несколько стихотворений.
Вольф Эрлих
Волчья песньБелый вечер,Белая дорога,Что-то часто стали сниться мне.Белый вечер,Белая дорогаПри широкой голубой луне.Вот идут они поодиночке,Белым пламенем горят клыки.Через пажити,Овраги,КочкиИх ведут седые вожаки.Черный голодВ их кишках гнездится.С черным воемПесни боевойВдаль идут зловещей вереницейЧеловечий шевелить покой.Лишь один отстал от этой стаи…Песнь моя!Ужели это яГрусть свою собачьим теплым лаемЗаношу в надзвездные края.Я ли это С волей на причале.С песьим сердцем,С волчьей головой?Пой же, трубы гнева и печали!Вейся клекот лиры боевой!Но когда заряЗарю подымет,В утреннейРозовоокой мгле,Вспомню я простое волчье имя,Что мне дали на моей земле.И, храпя,И воя без умолку,Кровь свою роняя на бегу,СеребристымДлинномордым волкомК вражьему престолу пробегу.1928Шпион с МарсаСнятся мне багровыми ночамиКровяные росы на ветвях,Женщина с огромными очамиС платиновым циркулем в руках.Подожду. А ремесло шпиона Вряд ли признанное ремесло…Постою, пока сквозь гром и звоныМожно различать значенье слов.Но, когда последний человечийСтон забьет дикарской брани взрыв,Я войду, раскачивая плечи,Щупальцы в карманы заложив.1928Между прочимЗдесь плюнуть некуда. Одни творцы. СпесивоСидят и пьют. Что ни дурак – творец.Обряд все тот же. Столик, кружка пиваИ сморщенный на хлебе огурец.Где пьют актеры – внешность побогаче:Ну, джемпер там, очки, чулки, коньяк.Европой бредит, всеми швами плачетНе добежавший до крестца пиджак.И бродит запах – потный, скользкий, теплый.Здесь истеричка жмется к подлецу.Там пьет поэт, размазывая соплиПо глупому прекрасному лицу.Но входит день. Он прост, как теорема,Живой, как кровь, и точный, как затвор.Я пил твое вино, я ел твой хлеб, богема.Осиновым колом плачу тебе за то.1931
Вольф Эрлих
Какие кошмары чудятся этому человеку, совесть которого, совершенно очевидно, нечиста.
Михаил Фроман
28 декабряНа повороте, скрипом жаля,Трамвай, кренясь, замедлил бег, А на гранитном лбу ЛассаляВсе та же мысль и тот же снег.И средь полночного витийстваЗимы, проспекта, облаков Бессмыслица самоубийстваГлядит с афиши на него.И мне бессмертия дорожеУлыбка наглая лжеца,И этот смуглый холод кожиДо боли милого лица.Здесь, на земле, в тоске острожнойИ петь, и плакать, и дышать,И только здесь так сладко можноС любовью ненависть мешать.
Михаил Фроман
Иван Касаткин
Иван Михайлович Касаткин (1880–1938), один из основателей Госиздата, заведующий архивом ВЧК в 1919 году, в 1921–1922 – сотрудник Центрального аппарата ВЧК-ГПУ, в 1925–1935 – редактор журналов «Красная нива», «Колхозник», «Земля советская». Арестован в январе 1938 года, расстрелян в апреле.
Из письма И.М. Касаткина – И.Е. Вольнову от 16 января 1926 года:
«Почти накануне отъезда он был с женою у меня в гостях (5-й Дом Советов, Романов переулок, дом 3, кв.59), мы выпили, он мило плясал, помахивая платочком, и на последней своей книжке написал мне: «Другу навеки, учителю дней юных, товарищу в жизни…»
Смерть его огромно всколыхнула тут всякий народ. На бесконечные траурные вечера его памяти народ валит в таком количестве, что милиция не справляется: крик, рев, давка… Через день устраивает вечер Художественный театр, выступят Троцкий и Луначарский. В этом массовом движении публики вокруг гибели Сергея я вижу не только любовь к его поэзии, – нет, тут мне кажется, невидимо скрещиваются некие шпаги… Да, мы просчитались в Сергее!»
«Увы, еще очень многие и нынче его любят с ненавистью и ненавидят с любовью!» В. Кузнецов