— Где я тебе идеальных людей возьму, — Сталин в сердцах сильно стучит по двери в комнату связи и выдаёт в лицо открывшего её сержанта. — коммунизма ждать? А пока на печи лежать?
— Виноват, товарищ Сталин. — Задремавший, видно, сержант растерянно хлопает глазами, переводя взгляд с одного смеющегося вождя на другого.
Там же,
1 сентября 1936 года, 10:00.
"Последние по настоящему жаркие деньки"?
Как сильно изменился климат за эти девяносто лет. Сейчас люди снимают зимние пальто в апреле, а надевают в октябре. Может быть, конечно, отчасти это вызвано тем, что пальто сейчас, оно и зимнее, оно и демисезонное, но в большей степени, что сейчас реально холоднее.
Откидываюсь назад в плетёном кресле-качалке окидываю взглядом замечательный вид на море, открвающийся с веранды, и раскрываю сегодняшнюю "Правду".
На первой странице портрет нового народного комиссара внутренних дел Николая Ивановича Ежова. Симпатичное открытое лицо, добрые глаза…
"Ну не знаю, сейчас он, всё-таки, не секретарь ЦК… Может быть будет в более подчинённом положении у Пятницкого, возглавляющего Политико-административный отдел ЦК, курирующего в том числе и НКВД. Может быть…, но надежда на это слабая".
О Ягоде ничего, кроме сухого сообщения, что тот снят с поста, значит не быть ему наркомом связи вместо Рыкова… О похоранах Каменева тоже молчок, пожоже не доведётся Сергею Сергеевичу упокоиться в Кремлёвской стене. После неоднократного прослушивания плёнки на магнитофоне, доставленном уже к вечеру того же дня самолётом, Сталин подошёл, обнял меня и сказал, что, мол, Родина меня не забудет, но я должен об этой плёнке забыть навсегда. Неофициально будет объявлено, что запись существует, что получена она из-за границы и что содержит неопровержимые доказательства. Нет, не борьбы за власть в нашем руководстве и не военного заговора, а проникновения на отдельные высокие посты отдельных шпионов и диверсантов, которых наши органы успешно разоблачают. Подозреваю, что хотят наши вожди вывести меня из под удара ещё оставшихся на свободе заговорщиков.
Вчера в "Известиях" сообщили, что Тухачевский снят с поста заместителя наркома обороны и отправлен командовать Приволжским военным округом, Уборевич и Якир сняты со своих округов и откомандированы в распоряжение наркома обороны. Думаю, что все трое уже очистили в подвалах кровавой гэбни под пытками свои души от всего чёрного и подлого, что в них было и снова стали белыми и пушистыми бойцами за дело коммунизма.
"Надоело уже здесь околачиваться".
Вожди, точнее один Сталин, дёргает за ниточки из-за кулис, не отдавая никому прямых приказов направляет течение событий в огромной стране. В первый день во время ночного ужина, названного обедом, он поговорил с кем-то, взяв трубку внутренней связи. По грузински, правда, я понял только "дивизия НКВД", а утром Власик распорядился передать все внешние посты "прибывшим из Сухума товарищам". Мне делать совершенно нечего, за исключением игры в городки по вечерам пара на пару: мы с Кировым, Сталин с Власиком. Поначалу из-за моей неумелости мы проигрывали вчистую, пока я не решил заняться самосовершенствованием: "подкрутил" зрение до максимальной тройки, поэкспериментировал с тонусом мышц и скоростью их сокращений (это оказалось возможным изменяя скорость прохождения электрического сигнала по аксону, что в свою очередь программировалось специальным нейроном, отвечающим за трансмембранный ионный градиент). Так объясняла мне Оля, я же в данном случае действовал как оператор, поочередно нажимая на свои акупунктурные точки и проверяя получившийся результат броском биты по самой трудной фигуре- "письму". Моя "программа" позволила подстроить этот параметр не более чем процентов на тридцать, но результат "тьюнинга" не заставил себя долго ждать: через пару дней Власик, после трёх кряду вчистую проигранных партий, заявил в сердцах, что я наверняка играю за "Динамо" на чемпионате СССР по городошному спорту, а Сталин оценивающе посмотрел на меня и просто предложил передвинуть "кон" для меня на пять метров дальше от "города". Игра выровнилась.
— Сергей Мироныч, — подскакиваю с кресла и спешу навстречу Кирову, который появляется на веранде с чашкой кофе в руке и с тёмными кругами под глазами. — разрешите выехать в Москву. Работа стоит.
— Не лезь поперёд батьки в пекло, Алексей. — Киров жмурится от жгучего южного солнца и спешит укрыться под навесом. Замечает газету у меня в руках и, кивает на неё и понижает голос. — Не обо всём там можно написать. С головкой заговора Будённый и Ежов справились, они арестованы, Гамарник застрелился, но пока не до конца выявлены их связи и на свободе могут оставаться их соратники.
— Это понятно, — мягко гну свою линию. — рисковать жизнью руководителей страны нельзя, но кому нужен я? Они про меня вообще слыхали?
— А те из органов, что Власика прихватили. Они откуда приказ на твой арест получили? Из Ростова… из краевого управления НКВД! А вот кто эту команду отдал до сих пор неясно.
— Ну и что даст им расправа со мной? — не сдаюсь я. — Да, ничего. Их судьбу это никак не изменит.
— Их-то не изменит, а твою- может и очень сильно, — отхлёбывает из чашки Киров и обжигается горячим кофе.-… а-а, дайте спокойно позавтракать! Торопыги…, то один, то другой!
"Кто другой-то? Сталин что ли? Спросить"?