Куда податься молодежи? Ни библиотеки, ни клуба! При советской власти они были и действовали. Ныне бывший клуб перестроен, надстроен, обнесен высоким забором и напоминает барскую усадьбу. Кто там живет, неизвестно? Одинокий пес волчьей породы тоскливо сидит у ворот, ожидая хозяина. Лишь иногда по вечерам пахнет дымком от мангала да будят ночную тишину полупьяные крики гуляющей молодежи. Местных сельчан вечером в деревне не встретишь. Прячутся в своих покосившихся домиках, уткнувшись в телевизоры. Попивают чаек, заваренный на листьях черной смородины, восторгаются жизнью героев мыльных сериалов и проклинают свою жизнь, не оцененную и не обеспеченную по достоинству. К ночи деревня почти замирает. Лишь толпы наемных рабочих, униженных работодателями, возвращаются к своим ночлежкам, сопровождаемые истошным лаем своры собак. Даже птицы и те покинули деревню. Нет ни ласточек, ни стрижей, совсем недавно стаями рассекавших вечернее небо. Лишь ворон-одиночка, опустившись на ветку погибающего дуба, надрывно каркнет, то ли возмущаясь увиденным, то ли безнадежно зовя свою подругу. Вековой дуб повидал за свою жизнь многое: войну, разруху, становление колхоза, непосильный труд селян. Под его кроной в теплые летние вечера девчонки водили хороводы, пели простые, но близкие сердцу песни. Заиграет парнишка-гармонист на тульской гармошке вальс, закружатся девчонки, кокетливо подмигивая ребятам. А они, хорохорясь, горделиво пригласят на танец свою единственную и несравненную. Все было просто, мило и спокойно: ни брани, ни спиртного, ни хулиганства.
Напляшется, нагуляется молодежь и по домам. И только лампочка «Ильича», чуть разрывая ночную темноту своим неярким светом, дает возможность ночной мошкаре вдоволь накружиться в своём хороводе. Старушки, кого-то осудят, а кого-то не поймут, но ещё раз вспомнят свою прожитую, такую нелёгкую, но правдивую жизнь, а потом перекрестившись, с трудом поднимутся и направятся на покой, кряхтя и грозя не в меру разгулявшейся молодежи.
Только в соседских коттеджах жизнь идет на широкую ногу: бесшумно откроются автоматические ворота, пропуская дорогую иномарку, и та скроется за высоким забором от «недобрых» глаз сельчан, припаркуется в тени благоустроенного двора с прудиками, фонтанами и альпийскими горками. Забегают таджики или узбеки, ревностно ухаживающие за барским садом и изумрудным газоном. И лишь до уродства откормленный пес бойцовской породы, лениво потягиваясь, прорычит, давая знать о себе. Выйдет господин, устало потянется, снимет неумело завязанный галстук, небрежно сбросит охраннику импортный малинового цвета пиджак и уверенной походкой, гремя толстенной золотой цепью на толстой шее, скроется в тиши и прохладе своего дома.
Земля многострадальная! Извечный вопрос цивилизаций. Каждая страна, каждый народ решал его по-своему. Лишь крестьянин, живший и работавший на земле, редко испытывал удовлетворение своим положением и ощущал заботу государства о его благополучии. Не была исключением и наша многострадальная страна. После революции 1917 года земля конституционно была передана крестьянству в вечное пользование. Передана была, да только крестьянин самостоятельно распорядиться ей не мог. Время было трудным: разруха, гражданская и вторая мировая войны. Крестьянство было задавлено непосильными налогами. Не роптали, не возмущались, понимая, что трудности временные. Нужно выжить и победить. Выжили и победили!
Шли годы, страна возрождалась, улучшалась жизнь трудового народа, но только не крестьянства. Крестьянского горя сполна испытал и я. Среднюю школу закончил в те годы я, единственный, среди моих сверстников. Каким трудом это далось, знал только я и мои родители. В старшие классы ходил за семь километров один, учился я во вторую смену. Домой возвращался поздно, транспорта не было. Одет был плохо: офицерская шинелька, китель, мамой сшитые брюки и плохонькая обувь. Портфель заменяла мне противогазная сумка, в которой кроме книг лежал скудный обед в виде куска хлеба с салом и несколько взрывпакетов на случай нападения волков. К счастью, с волками встретиться не пришлось.
А вот девочке нашей школы не повезло. Она была разорвана волками буквально на куски. Случилось это так: в тот трагический день в её классе были отменены два последних урока. Девочка, не дождавшись родителей, пошла домой одна. Она проживала в воинской части, которая находилась за озером в трех километрах от города. И беда – случилась. Она не успела дойти до противоположного берега буквально несколько сотен метров. Отец, вышедший встречать дочь, на месте ее гибели увидел лишь куски разорванной одежды и портфель.
Учиться было трудно. Только благодаря природным способностям я получил среднее образование. Эти годы я частенько вспоминаю и отчетливо вижу их во снах. Пятнадцатилетний «мужичок с ноготок», плохонько одетый и далеко не сытый, пробиваясь через зимнюю пургу и стужу, весеннюю распутицу и проливной дождь, упорно шел к знаниям. Ныне, проживая в деревне, с сожалением вижу, как местная молодежь прожигает свою молодость. Ребята, которым от роду 20–25 лет, выглядят на полных сорок. В большинстве случаев нигде не работают, довольствуются временными заработками. Что ждет эту молодежь? Почему почти ничего не предпринимает государство в области молодёжной политики?
Этим бы молодым и сильным рукам и работать на земле, возрождать ее. Создай государство необходимые условия и молодежь откликнется, станет работать на земле. Но не задаром, а с выгодой для себя и общей пользой для народа. А пока таких попыток со стороны государства не видно, сельское хозяйство не возрождается. Не будет крестьянин трудиться на земле, пока цена солярки сравнима с ценой бензина марки АИ-92, при этом она повышается ежегодно именно в период полевых работ. Правительство принимает меры по наведению порядка в этой области, но результата пока нет.
Земля, отвоеванная у природы непосильным трудом наших предков, до сих пор распродается и застраивается порой сомнительными объектами, нужными лишь для отмывания денег. Когда-то на берегу озера «Сенежское» стояла действующая церковь. Нет её. Сравняли с землей, построив на ее месте военный госпиталь. Стоит он на костях наших предков. Больные прогуливаются буквально по захоронениям. Не кощунство ли это? В этой церкви венчались мои родители, был крещен в ней и я.
Начало военной службы
Конец октября 1955 года. Обстановка в странах Варшавского договора накалена до предела. В ГДР, Польше, Чехословакии, Венгрии отмечены случаи проведения несанкционированных митингов, призывавших к прямому свержению действующей власти. Мне 19 лет – призывной возраст. Со дня на день ожидаю повестки из райвоенкомата. Отсрочка от военной службы как радисту, подготовленному для работы на судах морского флота, в данной ситуации уже не действовала.
Такой день наступил. Прибыл в райвоенкомат и получил направление на службу во 2-ую артиллерийскую дивизию резерва Верховного Главнокомандования, расквартированную в городе Пушкине Ленинградской области. В этот же день прибыл в город Пушкин.
Не спеша добрался до военного городка, любуясь открывшимися мне видами Царского Села, лицеем, в котором провёл свои юные годы А.С. Пушкин. Моё сердце было переполнено нахлынувшим волнением и осознанием того, что мне выпал счастливый случай прослужить три года в райском уголке и познакомиться с творениями великих художников и архитекторов, ландшафтных дизайнеров и скульпторов.
Дежурный по КПП, выслушав меня, с удивлением сказал, что в таком виде новобранцы к нам ещё не поступали. После звонка кому-то, он сопроводил меня в штаб дивизии. Спустя некоторое время старшина, пришедший за мной, сообщил, что службу буду проходить в дивизионе обеспечения штаба дивизии, а о подробностях мне расскажет командир взвода связи. В этот же день были соблюдены все необходимые формальности – пострижен, помыт и переодет в военную форму. Товарищи по взводу помогли приспособиться к новой обстановке и влиться в новый коллектив.
На следующий день для меня началась реальная военная служба: недельный курс молодого бойца, освоение табельного оружия, стрельба и принятие военной Присяги. Чуть позже командир отделения ознакомил меня с радиостанцией, на которой я должен был работать. Это был автомобильный вариант, используемый командиром дивизии на военных учениях, боевых стрельбах и в других ситуациях. Расчёт радиостанции состоял из 4 человек – командир отделения, два радиста и водителя автомобиля. Начальник отделения был опытным радистом. До службы в армии он окончил школу радистов и работал на судах рыболовного флота. Два других товарища специальной подготовки не имели и готовились непосредственно во взводе связи. Опыта работы в эфире у них не было, да и качество подготовки страдало.
Радиостанцию я освоил в короткий срок. Пригодился опыт, приобретенный во время стажировки на береговой радиостанции и работе на рыболовном сейнере. Спустя некоторое время по приказу начальника связи дивизии я привлекался к обучению молодых радистов работе на ключе и приёму на слух.
Служба мне нравилась. Казарма располагалась в здании, построенном в петровские времена. Кроме учебных классов и спальных комнат, в казарме был небольшой спортивный зал, в котором находились перекладина, брусья, конь и площадка, на которой тренировались любители штанги и гиревого спорта. Удручало одно, не хватало солдатского пайка. Постоянно хотелось есть. Денежное довольствие, выплачиваемое солдату, а оно составляло тридцать рублей и плюс семь рублей на махорку, тратилось на лимонад и сушки. Всё это хранилось в рундуке на радиостанции. До сих пор помню то блаженство, когда придя на радиостанцию, мог в какой-то степени удовлетворить разбушевавшийся желудок.
К Новому году моё финансовое положение заметно улучшилось. Я сдал на второй класс, что давало мне дополнительно пятьдесят рублей. Ко Дню Советской Армии я стал специалистом первого класса и получал за классность семьдесят пять рублей. Денежное содержание в сто двенадцать рублей позволяло мне купить не только лимонад с сушками, но и побаловать себя колбаской и булочками. На радиостанции у нас была общая касса, в которую члены отделения вносили равные суммы. Был и ответственный за кассу, который не только вел учёт, но и закупал продукты, готовил нехитрый стол к праздникам. Спиртных напитков никто не употреблял, да и речи о них не могло быть, дедовщины не было. Вспоминаю старшину нашего дивизиона, его уважали и побаивались. Он с дивизией дошёл до Берлина, был награждён многими боевыми орденами и медалями.
Служба солдатом продолжалась менее девяти месяцев. В июле 1955 года я был направлен для поступления в военное училище по рекомендации начальника связи дивизии. Об этом человеке у меня остались самые тёплые воспоминания. Я проникся любовью и благодарностью к нему за его душеные качества и почти отцовское отношение ко мне. Особенно я почувствовал это во время зимних учений, проводимых дивизией в морозные февральские дни под Псковом и на летних лагерных сборах войск Ленинградского военного округа.
Работы на радиостанции было много. Обеспечивали связь командира дивизии с командованием Ленинградского военного округа и другими войсковыми частями, принимавшими участие в общевойсковых учениях. Начальник связи дивизии в трудные моменты всегда находился рядом с нами, старался ободрить и в некоторых случаях помочь. Иногда забежит к нам, попьёт чайку из привычной для него солдатской кружки, расскажет о некоторых моментах боевых сражений во время войны с фашистами, поблагодарит за горячий чаёк и скажет: