В пятый – седьмой классы приходилось ходить за четыре километра в соседнюю деревню. Прямого сообщения с этой деревней не было. Тропинка пролегала по полям и небольшому смешанному лесу.
Вот Я – «мужичок с ноготок» упорно пробираюсь вместе с моими сверстниками в школу, которая находилась в соседней деревне. Ни четыре километра бездорожья, заболоченная низина, раскисавшая в весеннюю распутицу и осеннюю непогоду, зимняя стужа и метели, пронизывающие ветхую одежку, не могли остановить нас в стремлении к знаниям. Учеба давалась мне легко. Окончив семилетку с отличием, я был рекомендован на учебу в среднюю школу. Ближайшая средняя школа была только в городе Солнечногорске, что в семи километрах от деревни. Ходить в школу приходилось одному. Транспорта не было. Деревенские сверстники, получив начальное или семилетнее образование, оставались работать на селе. Немногим удавалось закончить ПТУ. В те годы молодежь из деревни не отпускали. Не хватало рабочих рук. Трудности, пережитые за время учебы в семилетней школе, притупились или вовсе стерлись в памяти. Остались яркие воспоминания, особенно шалости, присущие тому возрасту.
Зима. Иногда решали в школу не ходить. Трудно было уговорить на это девчонок, но мы шли на хитрость. Выйдя из дома чуть раньше и добравшись до леса, прятались в кустах. Предрассветная темнота надежно укрывала нас. Увидев, что девчонки подходят к лесу, зажигали фитильки и, изображая волков, негромко воя, перебегали от одного куста к другому. На девочек это действовало устрашающе: постоят, посоветуются, но дальше идти боятся. Конечно, они понимали, что идти на занятия смысла уже нет, а вернуться же домой так рано, они не решались, так как родители могли заподозрить в обмане. Раскрыв нашу хитрость, девчонки решили присоединиться к нам, их желание было принято нами с радостью.
Укрывшись в еловой чаще от пурги и пронизывающего ветра, мы разжигали костер и запекали картофель. Сало и приготовленные на обед бутерброды, пышущий жаром картофель с большим аппетитом съедались. Отдохнув и повеселившись, неохотно возвращались домой.
Были и другие поступки, связанные с прогулами. Вот один из них. Глубокая осень. В ночные часы случались заморозки, сковывая мелкие водоемы и протоки тонким льдом. Домашние гуси, привыкшие летом плавать в них, не покидали их и в холодные дни, свободно плавали в полыньях, вылавливая мелкую рыбешку. Зная об этом, мы пользовались случаем и удовлетворяли спящую в нас страсть к охоте и добыче пищи. Увидев отбившийся от дома выводок, вылавливали одного из гусей и удалялись в лес. Приготовить фаршированного яблоками гуся мы умели. Этому научили нас старшие товарищи.
Рецепт прост. Подготовленная тушка гуся натирается солью, шпигуется яблоками и тушится на специальном кострище (это ямка в земле, которая выкладывается опавшими листьями). В эту ямку закладывается тушка гуся и очищенный и слега посоленный картофель. Сверху все это укрывается листьями и небольшим слоем земли. Затем над этой искусственной духовкой разводится костер. Два часа ожидания – и кулинарный шедевр готов.
Рассевшись вокруг собранных в кучу догоравших углей, приступали к нехитрой трапезе. Дымящиеся куски мяса, яблоки и тушеный картофель приятным ароматом возбуждали аппетит. Кипяток с заваренными листьями черной смородины или малины с мятой, разлитый в солдатские кружки, приятно обжигал губы и согревал ладони. Кто-то выкладывал краюху свежеиспеченного пшеничного хлеба. Коля Рига доставал баночку меда. Под смех и веселые шутки незаметно опустошался нехитро сервированный стол. Помню, что все было необыкновенно вкусным. Очевидно, что свежий воздух, аромат хвойного леса и слегка уловимый запах дыма от тлевшего костра усиливали это ощущение. Даже пугливые синички, слетевшиеся к кострищу, нежно попискивая, терпеливо ожидали угощения. Иногда мышка-полевка, напуганная громкими голосами и треском ломаемых веток, осторожно выглядывала из-под валежника. Убедившись, что ей никто не угрожает, незаметно возвращалась к своей норке. И только дятел, увлеченный своей работой, не обращая на нас внимания, терпеливо стучал по стволу высохшего дерева, добывая себе корм.
Отдохнувшие и посвежевшие, мы охотно возвращались домой в маленькие и слабо освещенные керосиновыми лампами комнаты, к желанному деревенскому уюту и теплу протопленных печей, где пахло свежеиспеченными пирогами и парным молоком, где одинокий фикус царствовал в окружении простой мебели.
Заметных воспоминаний об учёбе в средней школе нет. Обучение было платным. Ученики, проживавшие в сельской местности, обязаны были представить справку о заработанных в летние каникулы не менее чем тридцати трудоднях. Успехами в учёбе похвастаться не мог. Времени на выполнение домашних заданий почти не было. Учился во вторую смену. Домой возвращался в 7–8 часов вечера. Семь километров до школы, семь обратно. Транспорта не было. Приходилось добираться своим ходом. Придя домой, не до уроков было. Приходилось чем-то помогать маме: натаскать воды, надёргать из стога сена, принести дров.
Обычно плохие воспоминания в памяти с годами стираются. Но что-то остается. Остались воспоминания об унижениях, которые я испытывал в те годы. Не школа их порождала, а отдельные люди, окружавшие меня. Иногда я чувствовал себя изгоем, хотел бросить учёбу и уйти работать на завод. Я проклинал, что родился в деревне, что живу в ней и испытываю постоянное недоедание и обездоленность. Завидовал одноклассникам, живущим недалеко от школы, которым не надо было заготавливать сено для прожорливой скотины, носить воду и многое другое. Меня тошнило от запаха бутербродов, заполнявшего класс во время большой перемены. Как назло эти розовощёкие девицы и ухоженные юноши именно в большую перемену демонстрировали свои припасы, со смаком уничтожая их. В такие минуты я со своим другом, с которым сидел за одной партой в семилетней школе, уходили подальше от этой пресыщенной толпы, доставали кусок солёного сала, чёрный хлеб, солёные огурцы и наслаждались этой трапезой.
В трёхстах метрах от моего дома, на живописном берегу озера располагалась воинская часть. До войны там был летний лагерь военного училища им. Верховного Совета. В городке были зимний и летний кинотеатры, стадион. Деревенские жители этим достоянием пользоваться не могли. Городок надёжно охранялся. Только от кого и зачем? Прожекторная часть, основной задачей которой было участие в салютах, не была засекреченным объектом. Нужды офицерские семьи не испытывали. Жили в финских домиках на две семьи. Детей школьного возраста было чуть больше десяти человек. Все они учились в городских школах. Грузовой автомобиль, крытый брезентом и оборудованный лавками, служил автобусом для перевозки школьников. Мне это счастье было недоступно. Не подвозили до города, ссылаясь на перегруженность транспорта. Обидно было до слёз. Но почему так, кто распорядился, кто проявил равнодушие и подлость, запрещая подвести до школы всего лишь ещё одного человека? Почему никто не возмутился, не настоял на том, чтобы подвозили и меня. А в кузове были и взрослые, матери тех же учеников.
Я понимал, что я человек не их круга. Да и сам себя я стеснялся. Одет был плохо: пальтишка не было, носил офицерскую шинель и китель, хромовые сапоги сшил деревенский сапожник дядя Вася Конев. Рубашки, брюки мама шила сама. Материал был: те же офицерские жёны выменивали его на молоко, мясо и яйца. Дарами деревни они пользовались сполна, но сельчан в магазин к себе не пускали.
Ходить в школу в такой форме было стыдно. Со временем привык и перестал обращать внимания на косые взгляды. Мне шёл шестнадцатый год. Одноклассницы внимания на меня не обращали. В классе были другие ребята, хорошо одетые и в меру раскрепощённые. В деревне я был своим. Хорошо играл на тульской гармошке. Мне купил её отец, когда вернулся с фронта. Сам он играл на ней легко и красиво. В доме у нас был граммофон, купленный ещё до войны. Мама надёжно сохранила его и большое количество пластинок. Музыкой мы не были обделены. Она звучала постоянно. Отец особенно любил песни в исполнении Лидии Руслановой. С особой и непонятной мне грустью он слушал песню «Заиграли, загудели провода…». Часто вспоминая о войне, он говорил, что песни Лидии Руслановой помогали им выжить. Жаль, что тогда я не записал его рассказы. Сколько было в них правды о той войне, о тех жертвах, которые порой были напрасны. С какой любовью отец рассказывал о Василии Сталине, о его скромности и простоте в общении с простыми солдатами, о его боевых сражениях. Долго об этом умалчивалось и стало известным только в настоящее время.
Закончилась учёба в школе, а на выпускной вечер мне нечего было надеть. Не в кителе же! Мама нашла выход. У кого-то позаимствовала костюм. Хоть и великоват был, но выбора не было. С болью смотрю на выпускное фото нашего класса. Скромно, как-то смущённо стою в верхнем ряду. Костюмчик явно не для моего плеча. Смотрю в сторону, то ли ища кого-то или сторонясь чьего-то пытливого взгляда.
С брезгливостью вспоминаю учителя физики – Тимофея Кузьмича. На выпускном экзамене он поставил мне «тройку», сказав во всеуслышание: «Родители твои колхозники и тебе быть колхозником». Жестоко обидели меня эти слова. Но я сдержался, не ответил, но затаил обиду. Что унизительного быть колхозником? Благодаря труженикам села, обделённым в те годы во всём, была накормлена Страна и обеспечена Великая Победа.
Мой отец был рабочим человеком. До войны работал в ЦАГИ механиком по авиационным двигателям. С первых дней войны и до её окончания служил в авиационном полку под командованием Василия Сталина. Награждён боевыми орденами «Великая Отечественная Война» 1-й и 2-й степеней, медалью «За Отвагу» и многими другими медалями.
Моя мама до войны работала швеёй на фабрике «Большевичка». С началом войны переехала жить к своей маме в деревню Тимоново. В деревне было легче прожить (в то время у мамы был я и годовалый брат). Не знал Тимофей Кузьмич, что моя мама, хрупкая и милая женщина, в 32 года вынуждена была работать дояркой. Не снят был в то время кинофильм «Председатель». Посмотреть бы Тимофею Кузьмичу тот фильм, понял бы, каким тяжёлым был почти неоплачиваемый труд крестьянина, не бросил бы тех слов в мой адрес. Да Бог с ним, Тимофеем Кузьмичом!
После окончания средней школы я поступил учиться на годичные курсы судовых радистов. Эти курсы готовили специалистов на суда торгового и рыболовного флота СССР. По окончании курсов, я был направлен на работу в рыболовный совхоз, в городе Приморске Ленинградской области. Работал радистом недолго. В ноябре 1955 года был призван в армию.
К новой жизни
Начало 90-х. Конец застоя. Жить так, как жили раньше, «низы» не хотели, «верхи» же не могли вывести страну из тупика и обеспечить народу достойную жизнь уже сегодня, а не завтра или в недалеком будущем.