Про себя девушка вместо «согрелось» сказала «пропеклось до приемлемых микробиологических показателей», но вслух этого уточнять, разумеется, не стала. Она проводила гостей на свободный диванчик и сама села рядом, приготовившись старательно улыбаться в поддержку детского творчества.

А дальше ее настиг шок. Оказывается, не только Шерман умел петь. Они ВСЕ это умели — даже Гора, и тот что-то насвистывал, а Поморник — гудел, создавая инфразвуковые вибрации, от которых щекотало ребра. И уровень исполнения был таким, что она даже рот открыла от изумления.

Магики пели трогательно, пронзительно, со всей силой искренних юношеских эмоций. Совершенно естественно и привычно они делились на голоса, создавая сложные гармонии, поверх которых свободными переливами звучал голос Шермана и жгучими яркими нотами — голос Амадеуса. Как будто они год тренировались перед этим выступлением!

«Народное творчество, — сходу определил внутренний голос. — Вот, что значит сохранение национальной культуры. Это тебе не частушки на уроках фальшивыми голосами. Это народ поет — древний, еще не растерявший свои корни».

Девушка его не слушала. Она забыла и о необходимости «держать марку», и о своем плохом самочувствии. Да вообще обо всем. Давно Марина не ощущала тех самых эмоций, которые испытываешь только на концертах всемирно известных хоров и оркестров — когда весь мир для тебя пропадает, и остается только Музыка и мурашки по всему телу.

Очнулась она от того, что Флокси заботливо вытирала платочком слезы с ее лица. Марина шмыгнула носом.

— Красиво, правда? — с надеждой спросила ее девочка, явно желая похвалы своему таланту: ее звонкий голосок определенно был украшением общего хора.

— Бесподобно, — хриплым голосом признала Марина. — Просто потрясающе.

Лицо девочки разгорелось радостью, и она тут же ушмыгнула на свое место. Амадеус и Шерман затянули что-то попроще, но все равно безумно красивое и с такими трелями и переливами, что Марина перестала понимать слова. Да они были и не нужны.

Девушка оглянулась на гостей. Они уже не переговаривались, как было во время ее выступления, а внимательно слушали, кивая в такт. На лицах был виден такой же восторг, как и у Марины. Впрочем, слегка замаскированный привычкой держать лицо.

Девушке стало немного обидно, что ее не слушали с таким вниманием. Но она погнала прочь эту мысль. Все равно Марина никогда не стремилась к личной славе. Зато ее выступление настроило магиков на нужный лад. Без него фиг бы она уговорила того же Шермана спеть. А теперь парень сидел и разливался соловьем, забыв обо всем на свете, и его дивный голос околдовывал не хуже волшебных зелий.

«Музыка, — с улыбкой подумала Марина. — Искусство, для которого нет границ и условностей».

…

— Это было потрясающе! — заметил господин Гарден, когда Амадеус с Шерманом слегка подустали, и им на смену пришли Крис, Денеба и Еж, которые брали больше разухабистостью исполнения, чем красотой. — Теперь я понимаю, зачем в Академии нужен класс музыки. Прежде мне казалось, что это просто формальность.

Марина натянуто улыбнулась и обменялась взглядами с ректором. Тот подмигнул ей, весьма довольный ситуацией.

— Ах, да, угощайтесь! — спохватилась Марина, предлагая гостям подойди к импровизированному «шведскому столу». — Это ребята сами поймали и приготовили.

— М-м-м? — удивился господин Гарден, и гости стали подходить за угощением. Причем почему-то гораздо большей популярностью у благородных пользовался печеный картофель: их несказанно удивило, что пропеченный до черной корочки продукт можно есть вместе с этой самой корочкой, представляющей из себя фактически уголь.

Спустя несколько минут Марина обнаружила, что задача хозяйки великосветского салона не в том, чтобы безостановочно говорить, не давая гостям заскучать, а в том, чтобы собрать правильные группы по интересам.

Девчонки окружили Алисию и о чем-то восторженно чирикали. Парни устали от музыки и шушукались, периодически оглашая двор взрывами здорового юношеского смеха. Профессор Мадиер что-то рассказывал госпоже Эгнерции, и та — о, ужас! — смущалась и жеманно хихикала, что в исполнении женщины-монстра выглядело просто умопомрачительно. Ректор и господин Гарден затеяли степенную беседу, и только Ксавьер одиноко сидел с тарелкой, пожевывая мясо и глядя в огонь. Было похоже, будто он словил ностальгию по утраченной родине.

— Как продвигаются дела с аттестацией класса: казначейскую проверку прошли? — услышала Марина у себя за спиной голос господина Гардена и навострила уши.