— А я где был?
— Считай, что сегодня твой второй день рожденья — солдат похлопал меня по плечу. На Глыбе кстати, как и на мне, не было намордника. Мы и так, по сути, мертвецы, не лучше, чем капитоловские аборигены. — Тебя стало уносить течением, но ремнём зацепило за вон ту штуковину.
Диггер указал на то, что стало вместо мотора да и вообще заднего борта лодки. Металлическая балка торчала словно дерево-урод.
— Вот ещё что: вещи твои не пропали, всё на месте. Пока ты был в отключке…
— Сколько времени? — перебил я.
— Да минут десять. Без тебя я не могу вести лодку один, с течением не справиться. Так вот, винтовку то я перезарядил, но советую пока «штурмовика» взять. Запасных пуль у тебя не осталось. Не знаю, что ждёт нас впереди, так что прибереги патроны.
— Глыба, сколько до выхода из преисподни осталось?
Солдафон стал светить по сторонам, разглядывая стены. Водорослей здесь уже приходилось меньше, зато всё было усыпано мхом. Мох, как присоски на лианах, пульсировал и даже, чёрт подери, светился! Алый удушающий свет. Подобно лампам аварийного освещения (или мифическим радиоактивным грибам), только те были живыми. Я заметил нескольких рыжих тараканов, скрывшихся под водой. Без комментариев.
— Думаю, около двухсот метров — наконец сказал боец. Сталкер, как бы оценил Пашка с Академки. Только вшивой Комнаты здесь отродясь не могло быть.
Через несколько метров новая и последняя напасть настигла нас. Летучие мыши. Удивительно, но те выглядели так, как до Катастрофы, разве что агрессивнее. То и дело отвлекаясь от вёсел, мы с Глыбой палили по тварям, которые никак не хотели сдаваться. Будто мстили за осьминога, за аллигатора, разделавшегося с Градом, за краба с рожей акулы-молота, повинного в смерти Горца. Человека, спавшего нас ценой своей жизни. Лучшие люди уходят первыми. Пули же рикошетили от стен и потолка, размалывая в клочья живой мох со специфическим мерзким пищанием. В полсотни метров до конца Стикса нам уже приходилось орудовать ножом, сцепляя друг с друга мышей. Вёсла унесло в сторону, а нас затянуло в течение. Река стремительно мчала лодку вперёд. Всё закружилось с немыслимой скоростью, затрещало и завизжало. Не хотело отпускать, не хотело прощаться.
— Глыба! — Кричал я, стараясь перекрыть гул мышей, рокот течения и звуки автоматной очереди.
— Ага?!
— Знаешь, почему нас Стикс держит?!
— Ну?!
— Мы не заплатили ему вонючие монеты за переправу!
Глыба захохотал так, что перекрыл все звуки. И вместе с ним в иной реальности близ платформы Кузьмолово ржал номер 3. Какофония разносила голову в клочья. А впереди маячил свет, буквально в нескольких метрах. Гермоворота стремительно закрывались. Там, на другой стороне Стикса. На станции метро Лесная. Уровень воды стал намного меньше. Железный каркас царапал то, что в своё время было рельсами. Две летучих мыши вылетели за ворота, но тут же были разнесены выстрелами. Ещё одну Глыба положил с автомата точно в башку. Ошмётки упали в лодку. Вместе с ними гермоворота захлопнулись, а нас двоих успело выбросить на станцию, пока там, с другой стороны, лодка с грохотом не разбилась вдребезги.
Глава 3. ЗАГАДКА ЛУНАЧАРСКОГО
Белый потрескавшийся потолок. Так, стены не мягкие, значит, я не в психушке. Уже хорошо. Кровать, на которой я очнулся, состояла из картонных ящиков, наполненных доверху всяким тряпьём. Поверх всего этого ноу-хау продырявленный матрас и одеяло. Подушки не было. Значит, я в метро. Пережил форсирование Стик… Ненасытный молоточек боли ударил точно в висок. Да-да, лучше не вспоминать, хотя события последних двух часов забыть, по-моему, невозможно. Второй амнезии мне точно не пережить. Или третьей? Уже сам сбился со счёту.
В комнате, по размерам чуть больше той, в которой проживал давний герой, пусть и вымышленный — Раскольников, я успел лишь разглядеть прислонённый к углу ремингтон, пока не зашёл Антон Сомов. Я узнал его сразу. Удивительно, но удары по башке влияют на мою память лучше, чем что-либо другое. Неужели, Кензо мне собирается лоботомию сделать? Сомов — молодой парень, располагающей к себе умом и внешним видом. Человек, открытый в общении, к тому же умён не по годам. В отличие от того же Карпова, не просиживается под охраной в убежище.
Антон — мэр пограничной станции Лесная. Пограничной в виду того, что бордюрщики, коммунисты и кировские анархисты не считаются с севером Красной ветки, ибо тот отрезан от остального метро рекой. На деле — 4 станции (Девяткино не в счёт) являются самыми безопасными в плане про- и выживания. Вдали от войн. Так и так, Сомов был знаменит и другим: пять лет назад в год своего совершеннолетия (в питерской подземке оно по-спартански начиналось с пятнадцати лет) изобрёл самогонный аппарат.