– Остановись, брат! Назови своё имя.

Сняв шлем, я смотрел на него очень открыто, как бы приглашая последовать моему примеру. Ему ничего не оставалось, как тоже открыть лицо. Он вздохнул и одной рукой освободил голову. Я обомлел.

– Что, не нравлюсь? – спросила она.

– Напротив, нравишься очень!

Женщина-воин всегда прекрасна, но эта была особенной. Это был воин духа! Светлое сверкающее лицо, ещё разгорячённое битвой, яркий цвет глаз, пламенеющие волосы, во всем облике – мужество, бесстрашие, сила.

– Почему ты раньше скрывалась? – мягко спросил я.

Она отвела глаза:

– Боялась, что не захочешь драться рядом с женщиной.

– Но ты сражаешься лучше любого мужчины!

Я не лгал: сколько раз она выручала меня! В её взгляде мелькнула благодарность:

– Я знаю, ты – Андрей. Анастасия, – и протянула руку.

– Защищала меня, как брата, а руку тянешь, как чужому! – засмеялся я и крепко обнял её: так, как делал это и раньше.

…Мы подружились мгновенно. После боя, когда всё остывало, а воины спускались на землю, мы оставались и гуляли по лесам тонкого мира. О чём мы говорили? О битве, о тьме, о том, почему так происходит. Как более опытный воин, Анастасия посвящала меня в тонкости боя. И никогда не говорили о земле.

Время шло. Я изменился. Мой мир раскололся надвое. Я жил как бы в двух измерениях: днём, как все обычные люди, ходил на работу, обедал в кафе, гулял по Иерусалиму, а ночью – превращался в воина духа. Стал меньше смеяться, совсем мало говорить, молился сосредоточенно, горячо, и не только о себе, но и о братьях, стоявших со мною в строю, и особенно – об усопших. Теперь, входя в Храм Гроба Господня, я пристально вглядывался в лица монахов. В суровых чертах я пытался найти отзвуки светлых лиц воинов духа. И иногда мне казалось, что по возрасту, движениям, особой серьёзности глаз я угадывал своих братьев в строю. Однажды, идя по узкой улице Старого города, я увидел монаха: он шёл мне навстречу, опустив голову и не глядя на окружающую толпу. Поравнявшись со мной, вдруг поднял взгляд, – и тут же глаза его радостно вспыхнули; он быстро и глубоко поклонился и продолжил путь. У меня забилось сердце: неужели – один из нас, и узнал меня? Трудно сказать, но весь тот день я вспоминал эту встречу, и на душе становилось тепло.

Задолго до наступления ночи я начинал готовиться. Убирал комнату, аккуратно раскладывал вещи; теперь я брился не утром, а перед сном, спокойно, тщательно: мне нужна была вся моя сосредоточенность, вся сила, я мобилизовался. Принимал ледяной душ, ложился, мысленно надевал доспехи – и засыпал. А через час поднимался наверх. За несколько минут до двенадцати все воины были готовы, ряды расставлены. В полночь открывались невидимые ворота, и наползала тьма.

Анастасия становилась всё ближе, дороже. Не проходило и ночи, чтобы мы не остались после боя и не посидели на широком лугу среди трав, сбросив щиты и доспехи. Её волосы благоухали так, как ни одни духи на земле.

– Давно ты сражаешься? – спрашивал я.

– Всего год, но ощущение…

– Будто сражалась всю жизнь!

– Да, наверное, это у всех.